Шрифт:
Пирожки для папы
Эта необычная и одновременно жуткая история произошла или могла произойти не в такие уж и давние времена, лет тридцать тому назад. Ведь как ни крути, всегда и всюду что-нибудь да случается. А потом уже даётся запоздалая оценка тому, против чего мы запоздало протестуем и даже негодуем.
Нельзя сказать, что в небольшом городе под условным названием Жигруши участок по производству бетонных плит и конструкций существовал только для
Понятно, что под постоянной заботой чиновников богатые в стране, в отличие от других, усиленно богатеют. По этой простой причине у них возникает не только острое желание, но и потребность ежедневно отгораживаться от народных масс. Причина тривиальна: стремление сохранить всё то, что странным и почти волшебным образом стало их собственностью. Поэтому производство высоких, надёжных и красивых заборов и ныне – неотъемлемая и архиважная часть отечественного производства и оригинально развивающейся экономики.
Двадцатилетняя, довольно милая девушка по имени Селена в лёгком летнем платье фиолетового цвета явилась на этот производственный участок с рюкзаком за плечами, в котором лежали пирожки. Не так много, килограмм семь с половиной. Они были предназначены для её отца и всей, не такой уж многочисленной бригады.
Увидев из кабины мостового крана свою дочь, машинист мощного подъёмного механизма Елисей Кондратьевич Колбугин помахал ей рукой, остановил свой агрегат и начал спускаться по лестнице вниз. Пришло время обеда, и его в сооружённом из бетонных плит бытовом помещении уже ожидали товарищи по работе, бетонщики и формовщики. Да, где-то, рядом в раздумье о бренности жизни бродил и молодой симпатичный мастер участка двадцати двух лет отроду Никон Фёдорович Альпаков.
Быстро, как африканские пеликаны, они плотно пообедают, а потом немного отдохнут. Останется ещё время для того, чтобы сыграть несколько партий в домино, а потом приступить и к ударной работе. Ведь не только Жигруши, но и вся страна в те времена систематически задыхалась от острой и ощутимой нехватки бетонных заборов. Благо, сейчас особого дефицита особо ни в чём не наблюдается, разве только в деньгах.
Но самых уважаемых господ и дам это не коснулось, и такая социально-экономическая обстановка радует народ. Людям строго и наставительно рекомендовали находиться в бодром состоянии духа, и он активно за это проголосовал.
На глазах Селены произошло не предвиденное и ужасное событие. Как только Елисей Кондратьевич спустился вниз, вдруг ожил, заработал мостовой кран. Он начал движение и действие на своё усмотрение. Ни при каких обстоятельствах его, конечно же, нельзя было причислить к коллективу механических представителей искусственного интеллекта, но для начала, на участке, он решил навести свои порядки и правила.
Игриво махнув четырьмя массивными стальными крюками, на металлических тросах, на так называемом «пауке», висящем на основном гаке-крюке, одним ловким движением мостовой кран отделил от тела голову Колбугина, которая подкатилась к ногам Селены и поинтересовалась:
– С чем пирожки,
– С капустой и картошкой, папа. Ну, так, ты же это…
– Раздай эти замечательные пищевые продукты моим товарищам и воронам. Я их тоже уважаю. Своей маме, Софье Парамоновне, передай от меня горячий и пламенный привет!
Голова закрыла глаза и тяжело вздохнула.
Мастер участка Альпаков, наблюдающий за происходящим, резво схватил Селену за руку и потянул в сторону, подальше от взбесившегося мостового крана. При этом, задыхаясь от волнения, Никон объяснил ей, что найти какую-нибудь канаву или овраг, спрятаться там. Только таким образом можно уцелеть.
Она с надеждой на благоприятный исход и со слезами на глазах задала мастеру прямой и важный вопрос:
– Как ты думаешь, Никон, моего папу можно будет вылечить?
– Наверное, можно, – ответил он. – Но надо срочно обратиться к медикам за рубежом. Они там давно уже научились на место оторванных голов пришивать людям другие части тела. К примеру, задницы. Они даже ими думают.
– Но у нас, в городе, тоже неплохие поликлиники. Если постараться, то, наверное, что-нибудь получится.
– Честно сказать, не знаю, Селена. Ты ведь медицинская сестра, а не я. У меня другая работа, занимаюсь производством бетонных ограждений. Но сейчас нам необходимо где-нибудь спрятаться.
Бытовка, где не так давно отдыхали от трудов бетонщики и формовщики, была основательно разрушена. На деревьях, вместо яблок и груш, висели оторванные руки, ноги и головы. Некоторые из них даже улыбались, но не все. Большинство сохраняло суровое молчание.
Стремительно убегая прочь, Альпаков и Колбугина, всё же обратили внимание на то, что мостовой кран сделался другим, преобразился. Он стал огромным железным великаном, держащим в руках металлические тросы, на которых болтались четыре стальных крюка, стремительно выросшие в двадцать восемь с половиной раз или чуть больше.
С лёгкостью железный исполин раздавил своей массивной ногой автомобиль-миксер, основательно загруженный жидким бетонным раствором. Возмущённый шофёр, невероятным образом пока уцелевший, возмущённо крикнул великану:
– Ты кто такой, пацан?! Рэмбо, что ли?
– Я – Сидоров Трифон Аркадьевич! – исполин ударил себя железным кулаком в грудь. – Мне скучно и тоскливо. Понял, мужик?
– Сходил бы в художественный музей и посмотрел бы на чёрные квадраты и прочие… треугольники! Между прочим, меня зовут Митя.
– Не интересно мы живём, Митя! Мы разучились радоваться жизни.
С этими словами железный Сидоров ударил связкой крюков общительного шофёра, от которого осталась лужа крови и небольшая кучка костей.
Молниеносный бег позволил Селене и Никону удалится от опасного места на определённое расстояние. Им удалось добежать до элитного посёлка очень зажиточных господ и дам, который носил гордое и поэтическое название Попрыгунчик. Но и здесь уже царил хаос абсолютного разрушения. Великан Трифон Аркадьевич не обирался оставлять от беспечального селения камня на камне. Симпатичные четырёхэтажные особняки и даже дворцы и терема превращались в пыль и в мелкий щебень, смешанные с кровью и кусками свежего человеческого мяса.