Шрифт:
Даже в любой, отдельно взятой, стране абсолютной и нелепой небывальщины, несуществующего в природе кромешного абсурда некоторых её граждан иногда посещают умные мысли. Этакое просветление временами нападает на некоторых людей и в самых диких мирах. Как раз, такой момент наступил в жизни у симпатичной двадцатилетней девушки-шатенки Эммы Грилёвой. Она сидела в полном одиночестве, на скамейке, расположенной рядом с песочницей на детской площадке и думала.
Шаловливый августовский ветер играл её густыми растрепанными волосами, катал её локоны по плечам, по щекам и даже по густым ресницам и большим синим глазам. Пусть
«Если человек с активной жизненной позицией не знает, куда идти, или он не имеет по разным причинам такой возможности, – думала она, теребя свой аккуратный, слегка вздёрнутый нос, – то, всё равно, он должен это делать. Пусть даже мысленно. Это в любом случае движение. Тем более, нынче цель трудного и, возможно, опасного похода для некоторых давно уже определена. Особенно продуманные субъекты подсознательно чувствуют, что отправляться в нелёгкий путь следует не только к личному счастью, но и одновременно к собственному благосостоянию».
В своём внезапном озарении, она пришла к выводу, что даже в стране абсурда и организованной неразберихи и беспредела, подавляющему большинству к огромной кормушке, где заключены национальные богатства страны, от недр до недвижимости, топать с задорной песней категорически запрещено. Под самыми благовидными предлогами места рядом с ней уже заняты самыми «уважаемыми» господами и дамами. Это разбойные элементы всех мастей, ласково названные представителями крупного бизнеса, «элитные» чиновники, особые субъекты из богемы… Они уже объявили эту кормушку своей частной собственностью.
Понятно, что кормушка эта – не блеф, не фантастика, а реально существует и наверняка находится не так уж и далеко от вас, скорей всего, повсюду. Так что, возможно, что вы отыщите её, но только для того, чтобы полюбоваться, как коллектив тунеядцев, господ при галстуках и дам с бриллиантовыми ожерельями на шеях, окружили злачное место и… насыщаются. Выполняя свой гражданский долг, вы должны, просто обязаны, отогнать их в сторонку, вооружившись большой палкой или, в крайнем случае, обломками кирпича. Но вы не сможете так потупить.
Народное добро находится под надёжной охраной сплочённой группы разбойников, решительно и без всяких оснований объявивших себя государством. Было бы абсурдным считать, что они поделятся награбленным с теми, кого ограбили, обчистили до нитки и продолжают это делать.
Как-то, странно произошло, что не народ, а именно они, по сути, и есть государство. Так что, не пытайтесь порадовать себя возможностью примоститься рядом с этой кормушкой. Ничего у вас не получится. Если вас не затопчут в толчее и давке представители самых разных элит, авторитеты из богем и активисты крупного бизнеса, то представители власти, непременно, подберут для вас место не такого уж уютного, но обитания. Вам не прямо, но витиевато и культурно перед «посадкой» порекомендуют и в дальнейшем, до конца жизни, не раскатывать губу, а жить честно и спокойно, без претензий… Вы будете до конца своей унылой
Мысли Грилёвой перебил узколицый и активно лысеющий, белобрысый мужчина лет сорока, в широких клетчатых штанах, цветистой фланелевой рубашке, в оранжевой кепке и с чёрным целлофановым пакетом в руках. Он присел не рядом с Эммой, а напротив. Там тоже стояла небольшая скамейка.
– Вы клоун из местного цирка, – девушка почти в упор посмотрела на пришедшего, – или обычный прохожий?
– Ты что, Эмма, родного дедушку не узнала? – обиделся долговязый парень. – Я от тебя такого никак не ожидал.
– Я всю жизнь провела в детском доме. Своих родителей не знаю. Живу во дворе, в голубятне. Но пока не научилась летать.
– Так тебе должно быть радостно уже по той причине, что отыскался, наконец, твой дедушка. Это я – Дуредов Марат Ахметович.
– Здравствуй, дедушка! – она соскочила со скамейки, горячо его обняла и села на место. – Но ты, незнакомец, не можешь быть моим дедушкой. Пусть ты выглядишь слегка поношенным гражданином, но тебе, явно, чуть больше сорока лет.
Такое предположение рассмешило Дуредова, и он решительным жестом извлёк из кармана брюк важный документ с печатью и подписями важных чиновников. В нём было официальнго зафиксировано и утверждено, что он является родным дедушкой Эммы Савельевны Грилёвой. Подобным документам следует верить, и она так и поступила.
– Странно получается, – девушка, всё же, не скрывала своего недоумения. – Как такое возможно? Тебе должно быть не меньше семидесяти лет. Ведь я – твоя внучка, даже не дочь, Марат Ахметович.
– Я посоветовал бы тебе верить не только людям, но и серьёзным документам, заверенным не Гришкой с водокачки и не Петьки с силосной башни, а нотариусом, – осадил её Дуредов. – Правда, не помню я свою дочь, твою маму, в девичестве Розалию Алексеевну Петрову. Не имею понятия, что с ней стало и где она находится сейчас.
Ко всему сказанному он добавил, что лично сам пока обитает, где придётся: подвалы, чердаки, канализационные колодцы… Но, вероятно, так надо родине, за процветание которой он и жизни своей не пожалеет. «Пускай уважаемые господа и дамы в счастье радуются своему удачному земному существованию, а мы уж… как-нибудь».
Но девушка Эмма оказалась смекалистой и поинтересовалась, почему её дедушка имеет одну фамилию, а его дочь – другую. Он – Дуредов, она – Петрова. Приёмная, что ли или периодически находилась замужем? Но Марат Ахметович опроверг это предположение. Дело в том, что когда ему меняли старый паспорт на новый, то дама, ответственная за оформление подобных документов, твёрдо решила, что он – совсем не Петров Василий Афанасьевич. Он – другой господин, очень похожий на её давнего знакомого, которого давно уже нет на этом свете. Поэтому она и записала в паспорте, что Петров теперь является Маратом Ахметовичем Дуредовым.
Дедушка Эммы собрался возмутиться, но ответственная за оформление документов пожилая дама исполнила перед ним танец живота и дала ему десять рублей. После такой процедуры и решил он стать Дуредовым. Какая, в принципе, разница?
– Но, всё-таки, я не понимаю, – сказала Грилёва, – зачем ты меня отыскал.
– Соскучился, – с теплотой в голосе и проникновенно произнёс Дуредов. – Ты же моя родная внучка.
– Как ты мог соскучиться, если никогда в жизни меня не видел?
– Не знаю.