Под удельною властью
Шрифт:
— Поди, теперь разучился ты, Максим, писать святые иконы? Руки в ратном деле, поди, загрубели?
— Нет, дедушка, могу хоть сейчас: я в битвах не был, — и она рассказала ему свои похождения в Киеве.
— Ах ты, бедный, матушку родную потерял! — сочувственно проговорил старик. — А может быть, она куда-нибудь скрылась? — добавил он.
Луч слабой надежды озарил душу девушки, она чутко прислушивалась к словам старика, находя в них утешение. Порой почему-то ей вспоминался таинственный старый нищий, два раза встреченный ею, приходили также
Хотя союзные князья уже подходили к Новгороду, князь Андрей все еще медлил во Владимире. Часть дружины тоже оставалась с ним, остальная часть вместе с Михно под начальством Бориса Жидиславича находилась под Новгородом. Нужно было ехать наконец и князю…
— А ты, пожалуй, оставайся дома: я не возьму тебя с собою! — сказал князь Марине.
Всегда охотно следовавшая за князем девушка была довольна, что князь оставляет ее во Владимире, она могла снова заниматься изографным искусством, которое так любила. В ней сказывалась женщина, ей были не по душе кровавые сечи.
— От нечего делать вы с Мироном новыми иконами украсите собор да в монастыре, в трепезной, стены распишите! — сказал Андрей. — А когда я после победы вернусь сюда, ты опять поступишь ко мне и будешь исполнять свои прежние обязанности!
На другой день после молебна, сопровождаемый епископом и толпою народа до самой околицы, князь выехал из Владимира.
Трещали суровые морозы, снега этот год были большие, нелегко было дружине и прочим ратным людям идти походом, а равно и стоять станом в ожидании прибытия набольшего князя. Многие из князей соединенной рати роптали на задержку, а в особенности Дорогобужский Владимир, дядя Мстислава, бывшего князя киевского. Он и дружина его готовы были даже покинуть остальных союзников и вернуться к себе, на Волынь. Да и прочие князья ссорились между собою, завидовали друг другу и с нетерпением ждали, когда поход окончится и они вернутся в свои уделы.
Прибывший к рати Андрей видел это все ясно и торопливо стал готовиться к осаде, сознавая, что дальнейшее промедление усилит общее недовольство и ослабит силы нападающих.
Целых три дня устраивали союзники «острог» около Новгорода, а на четвертый решили начать приступ.
XXVI
В великой тревоге был Новгород. Не раз собирали вече, толковали, что предпринять. Князь Роман советовался с посадником Якуном, именитыми гражданами и торговыми гостями.
— Великую беду готовит нам суздальский князь! — говорил Якун, пожилой, но еще крепкий старик.
— Сказывали прибежные люди, — отозвался Лука, богатый гость, — что, помимо своих суздальцев, ведет он смолян, рязанцев, муромцев и полочан!
— Пришла беда… Давайте молить Господа, чтобы пронес Он тучу мимо нас! — вмешался в разговор Харлампий Краюга, сотник.
— Пошла выволока, так не зевай! — пошутил кто-то.
— Небось, сумеем за себя постоять! На свои руки топора не уроним! — бойко
— Эх, други, не то время, чтобы шутки шутить! — с укором проговорил старый торговый гость Акинфий, бывавший не раз в заморских краях. Он вел немалую торговлю с византийскими городами.
— А что ж, по-твоему, дедушка, плакать, что ли, нам?
— Эх ты, парень! — перебил говорившего старик. — Плакать, правду ты сказал, нам нужно!
— Аль не слыхали, что говорил архиепископ? — сурово проговорил посадник. — В трех храмах он видел плачущую икону Богоматери.
— Да неужто?
— Вот напасть-то!
— Сама Владычица?!
— Да, Пресвятая Богородица слезно молит Сына Своего не предавать Новгород погибели, как Содом и Гоморру! — пророчески промолвил Акинфий. — Но помиловать нас, как ниневитян!
Шутки и пересуды смолкли, бойкие новгородцы приуныли.
— Давайте помолимся, други! — предложил Акинфий, — а опосля пойдем все к князю, будем совет держать!
— Истинно, дедушка, говоришь! Правду!.. Возьмут суздальцы Новгород, посекут нас, как киевлян, жен и детей в полон уведут!..
— Не увезти ли баб и детей из города? — предложил Лука.
— Поздно, брат, спохватился: враги кругом нас обложили!
— У меня одно утешение только и есть, внучка Евфимия… — печально выговорил Акинфий. — Куда уж мне, старому, защитить ее, коль враг в город ворвется!
— А у меня жена молодая и дети малолетки! — отозвался Лука.
— Мать старуха, братишки малые!
— Сестра, отец больной…
Беспокойство все росло, никто не знал, что предпринять, опасность была очевидна, спасения для города не было никакого.
Задумался и молодой князь Роман.
Он сознавал всю непрочность своего стола, но не хотелось ему изменять крестному целованию, которое дал новгородцам, когда пришел к ним княжить.
В княжих хоромах собрались: архиепископ новгородский Иоанн, посадник и выборные люди.
— Люд новгородский, — решительно сказал князь, — коли поволите, уйду от вас, а вы возьмите к себе опять Святослава!.. Увидит князь Андрей ваше покорство, не разорит он Новгород Великий, наложит он на вас лишь пеню и дружбу с вами заключит…
— Тебя мы, князь, избрали волею народной… Не стать нам милости просить у суздальского князя! — горячо проговорил Якун. — Не повелитель он над Осударем Великим Новгородом, живем мы волею своею!
— Постоим за святую Софию!
— Не выдадим тебя, княже! Что мир порядил, то Бог рассудил!
— Володей нами! Господь поможет, и Новгород мы отстоим!
Воодушевление было всеобщее, о сдаче никто не думал.
Все приготовились бороться до конца.
— За правым Бог! — проговорил боярин Даньслав Лазутинич. — Попомните-ка, други, как я, когда ходил собирать дань с севера: дружины у меня не более четырехсот было… Андрей надвинул на меня в семь тысяч рать. Господь помог, я суздальцев разбил и с них еще взял дань. Он, Милостивый, и теперь нас не оставит!