Под властью фаворита

Жданов Лев Григорьевич

В этот миг герцогиня, в рубахе, как была, – кинулась в самую гущу свалки, прикрывая своим телом мужа, уже теряющего силы и сознание.

– Пускайть!.. Lassen sie!.. Schurcken! [5] Не мушайть герцог… Как ви смеить! – мешая русскую плохую речь с немецкой, истерически могла только выкрикивать обезумевшая женщина.

– Мы не смеемся, а всерьез… Прочь ступай! – пробасил высокий преображенец, и сильной рукой двинул в грудь надоедливую, растрепанную женщину. – Эка бесстыжая немка!..

5

Разрешите!..

Негодяи! (нем.)

От толчка герцогиня отлетела и упала как подкошенная на ковер.

Миних быстро вошел в опочивальню.

– Взят медведь. В собственной берлоге! Молодцы, дети мои! Во дворец его, в караулку. Я следом за вами. А ты, Манштейн, за братцем, за Густавом, да за остальными отправляйся. Да поживее. Скоро рассвет!..

– Слушаю, генерал. Несемте-ка его, ребята!..

– Подождите… Накройте герцога. Не тепло на дворе. Кто-нибудь снимите шинели. Так! Хорошо! – кивнул он, когда две шинели укутали Бирона, теперь связанного, словно спеленатого по рукам и ногам. – Выходит – словно две мантии: герцогская и… великокняжеская. Теперь не озябнет. Несите.

И Миних не удержался, подошел, заглянул в лицо раздавленному врагу. Но ему не удалось насладиться вполне своим торжеством.

С закатившимися глазами, словно мертвый, лежал Бирон на руках солдат, потеряв сознание.

Так и унесли его из опочивальни.

– Граф! Молю вас, пощадите! – кидаясь к ногам Миниха, обхватывая голыми руками его колени, с рыданиями стала просить герцогиня. – Сжальтесь над ним, над нашими детьми! Скажите принцессе, мы уедем… навсегда… далеко… Я сама сейчас стану молить ее на коленях. Босая, нагая побегу!.. Помогите мне! Возьмите меня с собою, вспомните все. Велите пропустить… Именем Бога… Счастием ваших детей заклинаю… Граф!..

– Простите… я спешу… по долгу службы!.. Покойной ночи, ваша светлость!

Любезно раскланявшись, Миних быстро вышел вслед за своими людьми.

– Бездушный палач! Мясник! Проклятье тебе! Да покарает Господь тебя и всех детей твоих… весь твой род… – кинула ему вслед герцогиня, устремляясь в дверь, за которой исчезли враги, унося бесчувственного мужа.

– Нельзя пройти! – остановили ее двое часовых, скрещивая штыки.

– Боже… помоги мне… Дети… дети! – теряя голос, зашептала обессиленная женщина. Пошла к двери, ведущей во внутренние покои, и по дороге, как будто споткнувшись, упала ничком на ковер, теряя сознание.

Глава VI

ДОЛГ БЛАГОДАРНОСТИ

Минуло почти четыре месяца.

Третьего марта 1741 года в ясный весенний полдень, в той же спальне, где умерла императрица Анна Иоанновна, сидела теперь новая правительница царства, Анна Леопольдовна.

Голова ее по-старому была повязана туго платком. Сидя перед туалетным зеркалом, принцесса при помощи различных косметических средств пыталась придать лучший вид своему пожелтелому, осунувшемуся от боли лицу, очевидно ожидая кого-то… Но это плохо удавалось, и женщина злилась, отчего еще больше усиливалась головная боль.

У ног Анны примостился неизменный горбун-шут. А такая же неразлучная подруга Юлия фон Менгден, теперь объявленная невеста красавца-графа Линара, то рылась в шкапчиках, стоящих тут же в опочивальне, то уходила в соседний покой, гардеробную комнату покойной государыни, и там выбирала из шкапов

различные робы прежней государыни, кафтаны, шитые золотом, из гардероба Бирона, перевезенные сюда после его ареста по распоряжению той же фон Менгден. Некоторые вещи она снова вешала на место, другие раскладывала по стульям и диванам, по свободным столам, подбирая одни к другим, словно оценивая или сортируя их для чего-то.

Видя угрюмое настроение правительницы, Нос сперва попытался было рассмешить ее своими обычными штучками. Изображал драку кошки с собакой, кудахтал… Принялся играть на губах, хлопать по щекам, словно на барабане, передавая игру военного оркестра. Но, видя, что все напрасно, затих. Потянувшись сбоку, он осторожно заглянул в лицо госпоже и просто, ласково заговорил:

– Анюточка! Знаешь ли, чего бы теперь я хотел, а!

– Прочь, дурак. Не до тебя. Видишь, голова развалиться хочет!..

– Вот, вот!.. Я и хотел, чтобы у тебя это местечко попусту не болело… Здоровенькая ты, добренькая. Я бы выманил у тебя рублишко… Купил бы леденчиков-сосулек. Пососал бы за твое здоровьице… За Ванюшку-светика… А за Антошеньку шиш масленый! Довольно с него, что генералиссимусом ты его приназначила. Ишь, какой он ноне толстый стал. А все еще пуще дуется, кабы не лопнул… Вот!..

И весь напыжился, раздул свои худые щеки горбун, изображая пополневшего принца Антона.

– Будет болтать, шут!

И невольная улыбка озарила бледное лицо Анны, которое она собиралась теперь как раз подрумянить немного.

– Улыбнулась, усмехнулась, моя Несмеяна-царевна. Рублишко подавай. Слышь, я сам с собою об заклад бился… Коли засмеешься на речи мои глупые – рублик с тебя. Так уж подавай! Не то сыночку-государю пожалюсь. Он реветь станет, целу ночку уснуть тебе и не даст!

– Ну… не трещи, как сверчок! Юлия, дай там ему денег, он просит! – обратилась Анна к подруге, вошедшей в опочивальню с роскошным расшитым кафтаном в руках.

– Пусть уберется! Надоел. Не хочу я сегодня смеяться, а шут покою не дает!.. А… который час?

– Рано, рано еще! – успокоила подругу Юлия. – Он хотел попозже прийти. Явится прямо на мою половину. Оттуда я его этим ходом и приведу!

Она указала на потайную дверь, скрытую за обоями в углу близ кровати.

– Ты, шутило, чего уши навострил? – строго обратилась девушка к горбуну. – Тебя не касается… Вот бери, что выклянчил, и ступай.

– Мой побор с Анюточки – вот он, на ладони! – принимая рублевку от Юлии, заворчал горбун. – А ты, слышь, из одних старых кафтанов курляндского оборотня сколько фунтов серебра выжгла?! Поведай-ка Анюточке, ась! С семи кафтанов паратных прозументы спорола, а тебе вышло из переплаву – четыре шандала хороших, тарелок шесть да две коробки для белильца, для румянца, для всякого дрянца-глянца… Все из выжиги из одной бироновской…

– Ну… пошел! Сам ты выжига не последняя… Вон ступай, говорят тебе! – рассердившись на нескромную болтовню шута, почти вытолкала его девушка и снова вернулась к Анне.

– Неужели столько серебра было на этих кафтанах, Юлия? – заинтересовалась принцесса, совершенно чуждая всяким житейским соображениям.

– Пустое он мелет. Я своего серебра много прибавила! – последовал неохотный ответ. – А материя пошла в дело… Мебель кое-где поправили, обили ею… и еще там. Вот еще этот кафтан твоего неудачного женишка, Петрушки Бирона, я хотела у тебя попросить. Он совсем простой… Можно?