Под Южным крестом
Шрифт:
Невозможно описать восхищения, отразившегося на физиономиях дикарей при виде столь обильного завтрака. Широкая улыбка пробежала по их мясистым губам, открыв двойной ряд зубов, белых как слоновая кость. Не теряя времени, два рта или, скорее, две пасти широко раскрылись, улыбка исчезла, и они принялись уничтожать все предложенное им с поспешностью, указывающей на невероятную крепость их челюстей. Это продолжалось четверть часа, в течение которых только и слышался скрип зубов, сопровождаемый беспрестанным морганием глаз, гримасами, кривлянием; ел не один рот, а вместе с ним и все существо дикаря. Наконец эта гимнастика кончилась, дикари наелись до отвала
Затем они обменялись несколькими словами на неизвестном языке к неудовольствию Фрикэ, которому очень хотелось потолковать с ними.
Но вдруг, к его великой радости, Виктор, спрятавшийся в кусты при виде отвратительного обжорства, превозмог свой страх, приблизился и ответил им.
— Скажи, пожалуйста, разве ты говоришь по-папуасски? — спросил удивленный парижанин.
— Нет, Фрикэ. Дикари говорят по-малайски! А я понимаю этот язык.
— По-малайски? Они говорят по-малайски? Но, значит, невдалеке есть какое-нибудь хоть немного цивилизованное учреждение. О, это может резко изменить наши планы.
Радость эта была, увы, непродолжительна. Вот что передал ему Виктор, переводчик очень усердный, но собственная речь которого требовала по временам разъяснений.
Эти два дикаря были из племени каронов note 13 . Покинули они родину давно, очень давно. Когда они отправлялись в путь, их было много, но войско было уничтожено могущественным неприятелем, жестоко преследовавшим их. Все их товарищи были съедены; они остались вдвоем, блуждая с места на место, как проклятые.
Note13
Кароны живут в северо-восточной части Новой Гвинеи, около Амбербаки, деревеньки, расположенной в семидесяти пяти лье от Дорей. Они не принадлежат к племени папуасов; это негриты, которые приближаются к первобытным дикарям Филиппинских островов.
О присутствии негритов в Новой Гвинеи только догадывались. Догадки эти стали фактом с 1876 г., благодаря одному из самых знаменитых французских исследователей, Ахиллу Раффраю.
— А мне кажется, — ответил Фрикэ, выслушав переводчика, пересказавшего ему ответы, — что одного беглого взгляда на их физиономии вполне достаточно, чтобы выдать им без предварительного экзамена диплом антропофагов. Спроси-ка у них, едят ли они человеческое мясо.
Этот вопрос заставил дикарей громко расхохотаться. Их отвратительные зверские физиономии осветились желанием отведать лакомого блюда, и они поспешили ответить утвердительно, как будто каннибализм был самой естественной вещью на свете.
— А много ли съели они людей?
Один из них скромно вытянул обе руки, показывая, что он участвовал в десяти таких обедах. Другой показал сначала обе ноги, потом и руки.
— Согласно арифметике, выйдет двадцать. Это славно. Странный способ оценивать социальные отношения и народонаселение страны.
Виктор после длинного разговора, сопровождаемого выразительной пантомимой, продолжал свой интересный перевод, из которого Фрикэ уразумел, что кароны решительно не позволяют себе бросаться на первого встречного. Они пожирают лишь трупы врагов, убитых на поле сражения.
— Тонкое различие, нечего сказать. А все же, кто знает, может быть, самым существенным мотивом этого чудовищного зверства служит постоянный голод.
— А саго? — внушительно перебил Пьер де Галь. — Им лень нагнуться
— Я не имею целью оправдывать, но…
Пронзительный свист прервал речь парижанина, и длинная стрела вонзилась в ствол банана как раз над головой карона.
Бедный дикарь задрожал от страха и упал на землю.
Пьер и Фрикэ схватились за ружья и стали в оборонительную позицию.
— Ну, — пробурчал парижанин. — Мы были спокойны в течение нескольких часов. А теперь снова готовится резня.
Дикий вопль раздался в огромном лесу. Ветки гигантских деревьев, беспрестанно раздвигаемые, гнулись во все стороны.
ГЛАВА IX
Дюжина папуасов, вооруженных луками и стрелами, выскочила из леса и мгновенно окружила двух каронов, физиономии которых выражали смертельный ужас. Европейцы, верные своей привычке никогда не нападать первыми, как люди мирные и уверенные в своей силе и храбрости, не двигались с места. Дикари, рассчитывавшие, что будут иметь дело с одними каронами, при виде белых на миг смутились. Казалось, их странно поразило присутствие европейцев в таком месте и в таком обществе.
Они переговорили между собой словами и жестами. Заметив полное спокойствие парижанина и бретонского моряка и их готовность каждую минуту отразить нападение, а также вид двух ружей, употребление которых, по-видимому, папуасам было хорошо известно, они обратили свой гнев против жалких обезьян-негритов, сделавшихся от ужаса пепельно-серого цвета. Подобно дикому зверю, попавшемуся в западню, эти двое не пробовали и защищаться; страх парализовал и приковал их к месту.
Не обращая внимания на присутствие белых, папуасы тесно столпились вокруг каронов, согнули их назад за волосы и взмахнули над головой «реда», саблей, без которой папуас не выходит никогда и никуда и которая служит ему для самых разнообразных целей. Они намеревались отрубить каронам головы, но на выручку их кинулись Фрикэ и Пьер. Моряк, всегда методичный, с размаху сшиб с ног папуаса и схватил на лету руку, державшую саблю, Фрикэ ловким ударом ноги уложил на спину другого.
— Давненько-таки я не упражнялся в фехтовании. Этот ловкий удар поразомнет мне ноги, — промолвил он.
Неожиданное заступничество смутило черных, и, как это ни покажется странным, поступок этот не ожесточил папуасов, как следовало ожидать, а только сильно изумил. Пока виновники неудавшегося покушения медленно поднимались на ноги, порядком сконфуженные, а остальные воины боязливо пятились назад, дикарь, казавшийся их вождем, опустил копье и обратился к европейцам на незнакомом языке.
Речь была длинная и сопровождалась самыми дикими жестами. Оратор указывал на каронов, продолжавших дрожать от страха. Он дал понять, что им надо отрубить головы, потом широко открыл рот, переводя глаза с белых на негров.