Под Южным крестом
Шрифт:
— Да как же… Извините меня, господин Андрэ. Я без дурного умысла, но уж очень смешно вы спросили. Разве об этом спрашивают? Разве французскому матросу разрешено рассуждать, когда ему приказывают что-нибудь делать? Ему скажут: «Матрос, плыви на батарею или на эскадру! » — и он плывет. Или говорят: «Матрос, тащи сюда Великого Могола, достань луну с неба, поймай черта за рога! » — и он… раз, два, три… готово, пожалуйте… Вот почему я и рассмеялся, когда вы мне так сказали, уж не обессудьте, господин Андрэ. Я смотрю на вас как на своего капитана или адмирала и считаю своим долгом
Едва Пьер де Галь успел закончить эту добродушно-насмешливую тираду, как из крепости раздался громовой залп. Стены блокгауза окутались густым облаком белого дыма, и над ними взвилось мусульманское знамя — лошадиный хвост и полумесяц.
Даяки были поражены, а матрос еще громче расхохотался.
— Пушка! Воображаю, что у них за пушка! Вероятно, жестяная табакерка с нюхательным табаком вместо пороха. А знамя-то, знамя! Точно тряпка какая! Ох вы, франты!
Потом он погрустнел и прибавил:
— Ах, Фрикэ, Фрикэ! Где ты теперь, милый мальчик? Если бы ты был здесь, с нами, как бы ты порадовался! Господин Андрэ, успокойте этих даяков, скажите им, что бояться нечего и что завтра же блокгауз будет взят. Я бы и сам с ними поговорил, да не умею.
Выбора не оставалось. Блокгауз необходимо было взять. Это был один из укрепленных постов, которыми магараджа оснастил свои владения. Конечно, это было только подобие крепости. Она не продержалась бы и двух часов против европейского отряда, но для даяков, не знающих военной тактики и не имеющих даже простейших штурмовых машин, такая крепость была очень страшна и справедливо могла казаться неприступной.
Как бы то ни было, следовало взять блокгауз. Он мог служить убежищем большому отряду, который стал бы преследовать экспедицию и сделал ее положение очень опасным. Этого нельзя было допустить, иначе все погибнет.
Пьер де Галь разработал план и сообщил его подробности Андрэ, который, успокоив и обнадежив даяков, принял все необходимые меры, как опытный полководец.
План Пьера состоял в том, чтобы, пользуясь темнотой, незаметно подобраться к стенам блокгауза, проделать небольшое отверстие, положить в него петарду с порохом и приладить к ней зажженный фитиль.
Пьер ручался за успех. Андрэ согласился и только попросил действовать как можно осторожнее.
Все было исполнено вовремя. За час до восхода солнца Пьер с триумфом вернулся из экспедиции, весь перепачканный в грязи, которой был наполнен ров, но сияющий и довольный. Андрэ и доктор не спали всю ночь, поджидая его.
— Готово, господин Андрэ, — доложил старый боцман, улыбаясь широкой улыбкой. — Через несколько минут вы увидите чудесный фейерверк.
Опытный боцман так удачно распорядился, что взрыв произошел как раз в назначенное время. Минирование было, очевидно, ему так же хорошо знакомо, как и все другое.
Непривычные к грохоту и вспышке взрыва даяки дрожали, как маленькие дети. Понадобился весь авторитет Андрэ, чтобы успокоить их и уверить, что с рассветом блокгауз будет взят.
Желанный миг скоро наступил, и даяки, как только увидели широкий пролом,
Ни один человек не спасся. Уничтожение было полное. Андрэ с ужасом глядел на ярость даяков, но ничего не мог сделать. Остановить убийство было невозможно. Он собирался дать приказ разрушить и поджечь толстую стену блокгауза, как вдруг случилось нечто, заставившее его изменить намерение.
Невдалеке от блокгауза показалась бесчисленная толпа малайцев, вероятно, услыхавших выстрелы или получивших сведение от лазутчиков. Они шли прямо на крепость, оглашая утренний воздух диким воем. Осаждающие превратились в осажденных и едва успели кое-как заделать брешь и приготовиться к обороне.
Ряд метких залпов из магазинных ружей Гинара несколько охладил пыл малайцев, которые отступили и принялись рыть траншеи.
— Черт возьми! — проворчал доктор. — Да они, кажется, хотят уморить нас голодом?
Старый хирург был прав. Малайцы, как и даяки, не имея оружия для штурма, поняли, что силой блокгауз им не взять и решили принудить противников к сдаче с помощью голода.
На беду, припасов в отряде было очень мало. Андрэ с первого дня осады ограничил до минимума ежедневную порцию пищи, чему все покорились без малейшего ропота. Тщетно пытался он предпринять отчаянные вылазки, — ничего из его усилий не вышло. Численность врагов с каждым днем возрастала и скоро дошла до двух тысяч.
Бедные даяки от постоянного голода крайне исхудали и ослабели, но мужественно переносили страдания. Европейцы, изнуренные лихорадкой, без страха глядели в лицо смерти. С начала осады прошло двадцать два ужасных дня, и роковой исход был не за горами. Но на двадцать третий день из лагеря осаждающих, держа в руке пику с привязанным к ней белым флагом, вышел человек высокого роста, одетый полумалайцем, полуевропейцем и направился к блокгаузу.
Андрэ, еле держась на ногах от истощения, вышел ему навстречу. В стене блокгауза одно бревно было установлено так, что могло отодвигаться в случае необходимости, и через образовавшееся отверстие можно было вести переговоры сколько угодно, не опасаясь предательства.
Парламентер подошел к стене на расстояние слышимости и потребовал, чтобы маленький гарнизон блокгауза сдался. Андрэ рассердился и уже хотел дать посланному гневный ответ, но тот как будто одумался и поспешил прибавить:
— Мы вас знаем и знаем, чего вы хотите. Нам известно, с какой целью вы вторглись в землю магараджи.
— Нечего зубы-то заговаривать! — вполголоса сказал Пьер де Галь, ни к кому не обращаясь. — Ступай-ка, молодец, убирайся отсюда подобру-поздорову.
— То, что вы задумали, бессмысленно, — продолжал парламентер. — Будь с вами даяки со всего острова, и то вы не имели бы успеха. Магараджа силен, войска у него много, и оно уже двинулось на вас…
— К чему вы это говорите? — спросил Андрэ.
— К тому, что почетный плен лучше бесполезного убийства. Сдавайтесь.
— С условием, — гордо сказал Андрэ. — Позвольте даякам беспрепятственно удалиться, а нам пусть будет гарантирована жизнь.