Под Южным крестом
Шрифт:
Одичалый европеец пожал плечами, поднял глаза к небу и воздел руки, как бы говоря:
— Почем я знаю?
— Нет, правда? — не унимался парижанин. — Будь умницей. У меня здесь дела. Я не могу уходить далеко отсюда. Я останусь здесь. Если ты меня любишь, оставайся со мною. Это еще что такое? — продолжал он, поднимая с земли желтоватый, словно прокопченный табачным дымом камень, вырытый из ямы, куда закопали умершего. — Черт возьми, довольно тяжело.
— Золото, — отвечал Кайпун гортанным голосом.
— Золото? .. А! Чистое золото.
— Золото, —
— Понимаю, друг. Здесь его, по крайней мере, на тысячу франков. Впрочем, тебе это все равно, да и мне тоже… Но на всякий случай я возьму его с собою. Места в кармане оно не пролежит, а при случае может пригодиться…
Между тем негриты ушли вперед, не заботясь о двух отставших товарищах.
— Пойдем, — сказал Жан настойчиво.
— Куда?
— Туда… к озеру.
— Туда? К озеру? С удовольствием. Но только что мы там найдем?
— Золото.
— Как? Опять золото?
— Да… много… много.
И он сделал жест, показывающий, что там большие запасы золота.
— Нет… не прииск… там пещера… и все золото, золото…
— А! Это дело другое. Ты начинаешь говорить по-французски так, что тебя можно понимать… Ну, так как же? Там золото в кусках?
— В кусках… много кусков.
— И ты хорошо знаешь место, где оно спрятано?
— Да, — радостно сказал Жан. — Все тебе… все… ты добрый.
— Все мне… зачем? Лучше сказать: нам. Разделить золото будет не трудно, из-за этого мы не поссоримся… Ах, если бы мне напасть на след Боскарена! Я бы тогда убил двух зайцев: и негодяя захватил, и барышню нашу выручил из плена… Решено, Жан, я иду с тобой.
Путь был долог и труден. Три дня шли негриты с неутомимостью дикарей, и Фрикэ, несмотря на всю свою энергию, начал уже уставать, как вдруг Жан скомандовал остановиться, издав тихий свист.
Толпа остановилась на пригорке, поросшем тощей растительностью. Этот пригорок выдавался мысом в озеро Тиррель и был доступен с суши только с той стороны, откуда Фрикэ пришел с дикарями.
Мыс, размытый тропическими дождями, сожженный солнцем и обвеянный ветром, состоял из базальтовых наслоений, черные оттенки которых отливали слюдяным блеском. С этого обрывистого места открывался далекий и прелестный вид на озеро, которым Фрикэ сразу же залюбовался.
Вопреки обыкновению, негриты, вместо того чтобы устроить лагерь и развести костры, хранили почтительное, если не сказать боязливое молчание, а женщины уселись на свои мешки спиной к озеру и, подперев голову руками, упорно не смотрели на его блестящую, необозримую гладь.
Вдруг все дикари, словно пораженные внезапным ужасом, кинулись ничком на землю. Они услышали глухие раскаты человеческих голосов, заглушавших журчанье невидимого ручья, протекавшего где-то поблизости.
— Виами! Виами! — кричали в ужасе дикари. — Ад! .. Ад! ..
— Ад! .. Ну, что же, и отлично, — сказал Фрикэ, отрываясь от созерцания озера. — Но или я сильно ошибаюсь, или мне знакомы голоса бесов, живущих в этом аду. Если негодяи здесь, то, вероятно, и доблестный вождь их тоже где-нибудь недалеко… Ну, Фрикэ, будь осторожен, мой
ГЛАВА VIII
Испуганные крики дикарей: «Виами! .. Виами! .. » и хриплые звуки голосов внизу ни на минуту не смутили Фрикэ. Он не был склонен к суеверию ни по своему характеру, ни по воспитанию и сразу же догадался, что все это значит.
Снизу слышались то крики алчности и ужаса, то мольбы, то крики о помощи, то брань и угрозы двух человек, которые, очевидно, боролись. Фрикэ прислушался хорошенько и понял все. Он даже догадался, что соперники принадлежат к различным национальностям, и в конце концов по голосам узнал обоих.
Один из голосов, который, дрожа от страха, молил о чем-то, был с португальским акцентом. Другой голос, охрипший от пьянки, но резкий, как стальной клинок, произносил страшные ругательства с интонацией чистокровного янки.
Фрикэ подполз к самому краю утеса и заглянул вниз. Его глазам представилось ужасное зрелище.
— Виами! .. Виами! .. — продолжали жалобно кричать дикари, убежденные, что их нового друга потащил за волосы злой дух Тулугал, чтобы сбросить с утеса в волны озера.
Религия австралийских дикарей состоит из сплетения всевозможных нелепостей. Ее главная отличительная черта та, что туземцы гораздо больше верят в духа зла, чем в доброго гения Баямаи или Му-То-Они.
Такой пессимизм религиозных воззрений легко объясняется теми ужасными условиями жизни, в которых находятся несчастные туземцы Австралии, проводящие жизнь между голодом и английскими штуцерами. Позволю себе несколько дольше остановиться на догматах туземного богословия, так как оно представляет значительный интерес своим крайним сумасбродством. Заранее прошу у читателя снисхождения к грубому невежеству несчастных дикарей.
Замечу, что среди грубых преданий большинства туземных религий, — а их в Австралии много, как и везде, — встречаются нередко весьма разумные нравственные принципы и почти всеобщая вера в загробную жизнь.
Они верят в награду и наказание после смерти. Особенно интересно их представление об аде, или как они называют его, о Виами, делающее большую честь их фантазии.
Представьте себе бесконечную песчаную пустыню, без малейшей тени, без воды, без единой капли росы, окруженную голыми утесами, безжалостно палимую тремя огромными солнцами, расположенными в виде треугольника. Тут пребывают грешники, осужденные на вечное горение за оскорбление жрецов, за побои, нанесенные старикам, за убийство вождей и за похищение молодых девушек.