Под Южным крестом
Шрифт:
Андрэ, которому были знакомы австралийские обычаи, улыбнулся, не требуя дальнейших объяснений, и совершенно успокоился насчет доктора. Он принялся заботливо складывать и сворачивать длинную непромокаемую оболочку из каучука, которая была прежде лодкой грузоподъемностью в две тонны, а теперь представляла собой сравнительно небольшой тюк.
Фрикэ смотрел и удивлялся. Он расспрашивал, где Андрэ достал эту лодку и каким образом спаслись они после крушения парохода?
Андрэ собирался в нескольких словах удовлетворить его любопытство, но произошел инцидент, отвлекший внимание обоих.
Пьер де Галь подошел
— Тысячу залпов! — прошептал он Фрикэ, который шел сзади. — Толкуют о привидениях, а я теперь сам готов уверовать в воскресение мертвых.
— Что такое, матрос?
— Несмотря на всклокоченную бороду и длинные волосы этого оборванца, я готов признать его сыном моей сестры Жанны… Право, я уже не удивляюсь наивному легковерию дикарей.
— А знаешь что… — сказал Фрикэ, — это, пожалуй, правда… Я, конечно, не могу тебе сказать наверняка… но этот человек…
— Особенно похожи глаза… тот же взгляд, добрый и спокойный… совсем как у нее.
— Да ты послушай, что я говорю. Этот человек не австралиец. Он потерпел кораблекрушение, и его приютили дикари. Это было довольно давно. Он почти полностью одичал, но мне все-таки удалось кое-что узнать у него.
— Стало быть…
— Он был юнгой на «Беллоне».
Пьер вскрикнул или, вернее, гаркнул что есть мочи:
— Юнгой на «Беллоне»!
— Да. У него на руке есть клеймо. Два слова. Вероятно, его имя и фамилия. Прочесть еще можно.
— Имя и фамилия! Это не…
— Жан Кербегель. Но что с тобою, матрос?
Пьер побледнел, как мертвец, и бросился к изумленному Кайпуну. Он схватил его за плечи и уставился прямо в лицо, словно собираясь проглотить. Взгляд старого боцмана упал на выжженное у Кайпуна повыше локтя клеймо.
— Тебя зовут Жан? .. Жан Кербегель?
— Да.
— Malar Doue! .. Malar Doue! ..
— Malar Doue… — повторил Кайпун гортанным голосом, как будто это бретонское восклицание напомнило ему что-то знакомое.
— Но ведь это ты… сын Жанны… бедный мой юнга…
— Э! .. Э! ..
— Помнишь море? .. Помнишь нашу старую Бретань? Помнишь скалы Конкэ? ..
Дикарь тупо молчал.
— Ну же, — продолжал Пьер, задыхаясь от волнения, — не может быть, чтоб ты этого не помнил… Неужели ты не помнишь свою мать Жанну?
— Мать? — переспросил дикарь.
— Да… Помнишь песню, которую она пела, убаюкивая тебя, когда твой отец, храбрый лоцман Кербегель, выходил на утлом челноке в море навстречу свирепым валам?
И Пьер сдавленным голосом запел бретонскую песню:
Выйду ль, выйду ль я на лужочек
Босыми ногами…
Кайпун задрожал. Он сделал чрезмерное усилие припомнить, как дальше, и подхватил полубессознательно:
Я нарву, нарву тебе, сыночек,
Цветиков, цветочков.
И бедняга разрыдался, как женщина.
ГЛАВА X
— Видя, что этот молодец пяти футов десяти дюймов ростом пятится на меня, я подумал: «Берегись, Пьер де Галь, а то он опрокинет тебя, как фрегат лодку». Я встал покрепче, как вкопанный, и встретил носом подходивший корабль. Я уперся в него руками и не пускаю, а он говорит мне, как ни в чем не бывало, по-французски: «merci! » Это французское слово, сказанное Бог весть где человеком, на которого напали четыре негодяя и который задушил двух из них голыми руками, очень удивило меня.
— Представляю, — сказал Фрикэ, внимательно слушавший рассказ старого боцмана.
— «Рад стараться, земляк», — отвечал я первое, что пришло в голову. — «Вы француз? » — говорит он мне. А сам все крепче и крепче сжимает железными лапами двух пиратов, которые отчаянно хрипят. «Да, — отвечал я, — рад стараться. А что француз, это верно, и притом бретонец». — «Ну, будьте так добры, разберитесь с двумя другими негодяями, а то им очень хочется меня зарезать. После мы с вами поговорим». Господин Андрэ, доктор и Князек все еще барахтались среди водорослей. Я пристал к берегу раньше их, воспользовавшись обломком лодки, на котором и приплыл. Видя, что незнакомец в опасности, я поспешил к нему на помощь.
— Вот что, старина, — перебил Фрикэ рассказчика, — ты рассказываешь очень хорошо, но остановись на минутку и дай мне разобраться. То, о чем ты теперь говоришь, произошло после столкновения пароходов. Мы тонули. Пока я барахтался в воде, вы нашли себе место в другой шлюпке.
— Так точно.
— Проплавав до утра, вы очутились недалеко от берега, и вас подхватило течением… Шлюпка налетела на скалы и, разумеется, разбилась. Сбежались прибрежные жители, но вместо того, чтобы оказать вам помощь, принялись вас грабить, будучи не прочь даже зарезать, в случае необходимости, как цыплят.
— Но цыплята оказались петухами, умеющими за себя постоять…
— Само собой. В ту минуту, когда ты выходил на берег, подбежал какой-то человек, видимо, намереваясь помочь вам. Негодяи, видя, что он не их поля ягода, кинулись на него. Но он мужественно встретил нападение. Встав к тебе спиною, схватил в каждую руку по грабителю, а ты в это время работал кулаками изо всех сил.
— Совершенно верно. В эту минуту он и сказал мне «merci». Негодяи вынули ножи. Со мной был только гвоздь, которым чистят трубки. Для человека с голыми руками и нож — опасное оружие. На берегу валялось много валунов. Я поднял один из них, выбрав поувесистее, завязал в платок, подбежал к грабителям и… раз, раз, направо и налево… Первый негодяй растянулся на землю с пробитым виском. «Славно! — подумал я. — Одного успокоил! » За ним пришла очередь второго, который перевернулся раза два и тоже упал, обливаясь кровью. Между тем молодец окончил свое дело. Два пирата почти задохнулись. Он отшвырнул их на камни и обернулся ко мне. Ну, как водится, протянул руки. Пожал как следует, крепко, сердечно. Я тоже. И мы подружились. Взглянул я на его физиономию. Ничего, приятная. Глаза маленькие, голубые, быстрые. Бородка рыжеватая, причесанная, на лбу здоровенный рубец. Одет в синюю фланелевую куртку с медалью в петлице. Вижу, что парень хороший, и радуюсь, что встретился с товарищем, с такой же морской крысой, как сам.