Под южным солнцем
Шрифт:
— Если вы ответственны за эту палату, ваш долг следить, чтобы нас здесь не оскорбляли, — продолжил офицер, размышляя, как бы побыстрее выставить всех больных на улицу. — Если подобное повторится, виновный, будь то мужчина или женщина, будет казнен.
Он осмотрел комнату и, увидев Сиси, резко сказал:
— Она пойдет с нами. Если не будет достигнуто полное взаимопонимание, она не вернется.
— Нет! Ни за что! — решительно сказала Зита, быстро подошла и встала между Сиси и солдатами, которые уже было двинулись к ней.
— Для
Зита в нерешительности посмотрела на Хельгу. Та кивнула с несчастным видом.
— Да, — сказала она по-немецки, давая, как всегда, практичный совет. — Так будет лучше.
К ней тут же подскочил офицер.
— Вы! Вы немка?
Хельга пожала плечами.
— Да, — ответила она по-немецки.
Хельга стояла у кровати мужчины, у которого были изуродованы голова и лицо, и касалась его плеча, стараясь утешить. В изножье кровати лежал мундир солдата сербской армии.
— Ты предательница, — сказал офицер ледяным голосом, а затем обратился к своим солдатам:
— Расстреляйте ее.
На этот раз Катерина без колебаний приподняла свою юбку и лихорадочно схватилась за пистолет. Но было уже поздно.
Почти одновременно раздались два выстрела, и Хельга подалась вперед — из ее рта и груди сочилась кровь.
— Нет! — закричала Зита, бросившись к ней. При этом она заметила то, что собиралась сделать ее дочь, и еще раз крикнула:
— Нет! — на этот раз по другому поводу.
В ту же минуту в палату ворвался отряд австро-венгерских солдат с винтовками на изготовку. Задыхаясь от рыданий, Катерина опустила юбку. Протест матери ее не смутил. Но стрелять сейчас было бессмысленно. Этим ничего не добьешься. Хельгу уже не спасти. Они могли лишь поплатиться собственной жизнью и, возможно, жизнью всех раненых.
Никто не заметил ее попытки. Раненых и умирающих штыками сгоняли с кроватей, Сиси вывели из комнаты, Зита держала на коленях голову Хельги и плакала.
Беспроглядный мрак опустился на госпиталь, а прошло всего полчаса с начала австрийской оккупации. Катерина опустилась на колени рядом с матерью у тела Хельги и подумала, какой ужас еще ждет их впереди. Она благодарила Бога, что Натальи нет с ними и что ей не придется терпеть выпавшие на их долю испытания.
Часы оккупации обернулись днями, а дни начали складываться в недели… Катерина не раз мысленно извинялась перед Злариным. Он был абсолютно прав, когда говорил, что ни она, ни ее мать не имеют никакого представления о том, каково жить под властью врага. Над Конаком развевался желто-черный флаг Габсбургов. Пьяные солдаты грабили полуразрушенные и уцелевшие дома. Убийства гражданского населения стали массовым явлением. Пожилых женщин вешали, а тех, что помоложе, насиловали. Но пока отомстить было невозможно.
Высшие армейские чины заняли особняк Василовичей, и Зита с Катериной почти не уходили из госпиталя.
Первой ее увидела Катерина. Она поставила поднос с медикаментами и бросилась к ней.
— Сиси! — задыхаясь, прошептала она и обняла подругу. — О Боже! Мы уж думали, что больше никогда тебя не увидим! — Слезы облегчения текли по лицу Катерины. — Где они тебя держали? Что с тобой было? Как ты себя чувствуешь?
Катерина поняла, что последний вопрос был излишен. Сиси выглядела совершенно измученной. Ее кожа потеряла былую свежесть, лицо казалось изможденным, а под глазами образовались темные круги.
Усадив подругу на ближайший стул, Катерина испуганно спросила:
— Они мучили тебя, Сиси? Они тебя били?
— Они меня насиловали, — сказала Сиси едва слышно с ужасающим безразличием. — Я не хочу, чтобы об этом знала твоя мать. Я не хочу, чтобы кто-нибудь вообще знал об этом, кроме тебя.
— Но, Сиси, она должна знать!
Сиси покачала головой:
— Нет. Я не могу говорить с ней об этом, Катерина. Я не хочу, чтобы меня расспрашивали. Чтобы люди смотрели на меня с сожалением и постоянно мне напоминали об этом… — Ее голос слегка осекся, впервые обнаружив плохо скрываемые чувства. — Мне необходимы горячая вода и мыло. Есть здесь что-нибудь? Могу я принять ванну? Тысячи ванн?
Сиси негде было остановиться, кроме госпиталя, но здесь было полно раненых австрийских и венгерских солдат. Катерина подумала о том, сможет ли Сиси ухаживать за ними. Девушка начала снова работать в палатах, и Катерина заметила, что она так же заботливо относится к австрийцам и венграм, как раньше к раненым сербам.
В конце второй недели оккупации начали распространяться слухи о том, что союзники наконец смогли снова поддержать оружием и боеприпасами сербскую армию.
— Если это правда, наши солдаты опять двинутся с боями на север, — сказала Зита с жестким блеском в глазах. — Они прогонят этих скотов и убийц из Белграда и утопят в Саве!
Катерина, вспомнив, как австрийские солдаты выгоняли штыками на улицы обезумевших от ужаса старух и их казнили, всем сердцем согласилась с матерью.
Настроения австрийцев изменились. Триумф сменился явной тревогой. Стали поступать вести о победах сербской армии .на фронте. Было ясно — враг будет вынужден оставить город, а это значит, что скоро придет долгожданное освобождение. Раненые австрийцы и венгры старались подняться с постели, как когда-то раненые сербы, чтобы покинуть город и укрыться в безопасности за Савой.
Суматоха на улицах нарастала, и грохот пушек становился все явственнее.
— Австрийский штаб скоро покинет наш дом, — сказала Зита Катерине. — Я хочу узнать, какой ущерб нам причинили.