Под запретом
Шрифт:
18 глава
Никс
Первым делом в понедельник утром я звоню доктору Антоняк, чтобы узнать о возможности встретиться завтра днем. Она отвечает мне утвердительно, потому что назначенная у неё на это время встреча была отменена. Я набираю сообщение Эмили, сообщая, что меня не будет в городе следующие пару дней, и чтобы она появилась на работе в среду.
В моем сообщении нет ничего лишнего, вообще-то я веду ожесточенную борьбу с собой, потому что
Такие действия с моей стороны могут ввести Эмили в заблуждение. Это может перевести всё, что сейчас есть между нами, на новый уровень, а я этого ужасно не хочу. Я прихожу к выводу, что буду обращаться с Эмили так же, как и с Лилой, к примеру.
Я спрашиваю у себя, написал бы я Лиле сообщение, чтобы спросить, как она провела свои выходные?
Ответ прост. Однозначно, нет.
Поэтому и у Эмили я спрашивать не буду.
И не имеет никакого значения, что на самом деле я очень хочу узнать, как она провела свои выходные. Я никогда не задумывался о том, что делала Лила после того, как она покидала мою спальню, но с Эмили все по-другому, я очень хочу знать, что она делала и делает в данный момент.
А это еще один источник напряжения, с которым что-то нужно будет делать, и скорее всего поездка к доктору Антоняк будет более чем просто полезная.
Лучшую часть понедельника я трачу на эскиз каркаса металлической беседки, которую мне заказали. Затем я собираю необходимые вещи в небольшую сумку для Харли и отправляюсь в путь.
У меня занимает три с половиной часа, чтобы добраться из Хобокена до Бетесды, и мои временные расчеты не назовешь никак иначе, кроме как «идеальными». Потому что я прибываю в город прямо в разгар пробки.
Наконец, заселяюсь в отель, который расположен недалеко от Национального военно-медицинского центра имени Уолтера Рида. Мы с Харли решаем остановиться там не больше чем на одну ночь, так как я надеюсь, что уложусь в установленный мне час для беседы с доктором.
***
На следующее утро мы с Харли направляемся в госпиталь Уолтера Рида. И первым делом, с великим удовольствием, заходим в «Макдональдс», чтобы позавтракать гамбургерами. Мы быстро перекусываем ими на парковке, и когда заканчиваем, я усаживаюсь в машину, а Харли запрыгивает рядом со мной на пассажирское сидение.
Харли постоянно сидит на переднем сидении рядом со мной, когда мы куда-нибудь едем. Я отстегиваю его поводок, и он выпрыгивает из машины. Даю ему команду «сидеть» и затем тянусь к своей сумке, достаю его жилет служебной собаки и быстро надеваю на него. Его грудь мгновенно словно выпячивается с гордостью, когда на нем его служебный жилет.
Мы проходим по множеству коридоров, пока не достигаем нужного нам отделения неврологии. В моей памяти еще живы воспоминания о том дне, когда я ненавидел приходить сюда... презирал по множеству причин, и сейчас это ощущается как что-то знакомое.
Я не видел доктора Антоняк на протяжении нескольких месяцев. Я был официально освобожден от ее присмотра почти год назад, но время от времени все
Нас попросили немного подождать снаружи и через несколько минут пригласили в ее кабинет. Она поднимается и выходит из-за рабочего стола военного образца, обходит его и пожимает мне руку.
— Рада тебя видеть, Никс. — Она наклоняется и поглаживает Харли по голове. — И тебя тоже, Харли.
Я усаживаюсь напротив ее стола. Ее рабочий кабинет достаточно скромных размеров и полупустой, что внушает мне странное чувство комфорта. Она усаживается за стол, смотря на меня с любопытством и лаской во взгляде, которая укрепилась между нами за много месяцев нашей терапии. Было время, когда она смотрела на меня так, а я хотел буквально убить ее, настолько всеобъемлющий был мой гнев в те дни.
Доктор Антоняк очень интересная. Невысокого роста, с седыми очень коротко подстриженными волосами. У нее пронзительные глаза голубого цвета, и когда я говорю «пронзительные», это значит, что своим взглядом она способна пронзить самую твердую сталь, с которой мне приходилось работать. Ум — это ее мощное оружие, и она не спускает мне с рук каждый неверный шаг. Скорее всего, у этой женщины хранятся кипы бумаг, которые посвящены нашим встречам и тому, что мы на них обсуждали, но она никогда не оглядывается на то, что было. Она с легкостью виртуоза может припомнить любую сказанную мной мысль, даже если это имело место больше нескольких лет назад. Она была моим нейропсихиатром с того момента, как я был доставлен военно-медицинским рейсом после того, как закончил службу в Афганистане.
— Ты выглядишь отлично, Никс. Волосы определенно стали длиннее.
Я ухмыляюсь ей.
— То же самое говорит мне мой отец каждый раз, когда видит меня
— Так, что привело тебя сегодня ко мне? — Ее голос мягкий и успокаивающий, и совершенно не соотносится с ее волевым и жестким взглядом.
Я пожимаю плечами.
— Просто у вас похожее мнение с моим отцом насчет волос, возможно, он бы даже предложил вам наладить работу вместе.
Доктор Антоняк громко смеется.
— Наладить работу? А мне нравится эта идея.
— Ну, да, я бы, наверное, не пришел сегодня, но он просто достал меня.
— А ты полагаешь, что тебе совершенно не нужно лечение или консультации?
Я пожимаю плечами.
— Думаю, да. Мне кажется, я неплохо справляюсь.
— Мигрень есть?
— Нет.
— Приступы ярости?
— Нет.
— Кошмары?
Я почти уже произношу «нет», но знаю, что она не поверит мне, поэтому говорю правду:
— Пару раз в месяц.
Она записывает мои ответы в блокноте, смотря своими пронзительными глазами-лазерами.
— Ты говорил с Полом?
Проклятье. Я знал, что она затронет эту тему. Я мысленно собираюсь, внутренне приободряясь, когда отвечаю:
— Конечно. Как раз на прошлой неделе.
Она улыбается мне в ответ.
— Ну, это отличая новость. А ты был инициатором вашего разговора?
Бл*дь.
Она настолько проницательна, что это бесит меня. Но, по правде говоря, это именно та причина, по которой я все еще продолжаю посещать эти встречи.
— Нет. Я перезвонил.
— Сколько раз он позвонил тебе, прежде чем ты решился перезвонить?