Под защитой бандита
Шрифт:
– Что так?
Рискую поднять взгляд на Князева – на его лице циничная ухмылка. Жесткая, без намёка на снисхождение.
– Во время беременности он меня особо не трогал. Потом, когда выяснилось, что будет девочка, то сильно разозлился… – опускаю взгляд, боясь не сдержать слёзы. До сих пор страшно вспоминать тот день.
– Насколько сильно? – раздаётся резкий вопрос.
– Достаточно, – уклончиво отвечаю. – Во время родов были осложнения, только поэтому муж согласился подождать год. Но ситуация изменилась, и теперь… Теперь он требует
– То есть ты так сильно не хочешь трахаться с мужем, что сбежала от него? Он настолько плохо тебя имеет?
Звучит, конечно, обидно. Сжимаю ладони в кулак, ногти впиваются в кожу, помогая усмирить гордость.
– Он пообещал забрать дочь и отдать в закрытый пансион, – тихо говорю. – Сказал, что выбраковка ему не нужна. Он хочет сына.
Конечно, я ни за что не расскажу ему, что вдобавок он скоро начнёт подозревать, что Даша не его дочь, и тогда…
Все эти месяцы я послушно вела себя, терпела его издевательства только с одной целью – подготовить побег. И если бы не прослушанный вчера разговор, я бы не бросила все на полпути. У нас с Дашей была бы нормальная жизнь, а Рязанов с его безумной семейкой остались бы где-то там, далеко.
– И ты за него вышла замуж, – криво ухмыляется Паша. – На что же ты повелась, если твой супруг такой никчемный? А? Ради чего побежала с ним шлепать штамп в паспорт?
Его голос пропитан злостью, ядом. Князев пытается держать лицо, но я чувствую – мой поступок до сих пор его задевает. И это дает крохотную надежду, что он ещё не остыл ко мне полностью.
– У меня не было выбора, Паш. Мне пришлось.
– Выбор есть всегда, – жестко чеканит он.
– Ты ошибаешься! – впервые вот так позволяю себе огрызнуться на его слова. Потому что… – Ты понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти. Меня не спросили. Продали словно племенную кобылу на рынке!
– Ты могла прийти ко мне, – повышает голос Князев. – А не сбегать, обрывая связи.
– Не могла, Паш, – устало качаю головой. – Когда на кону жизнь матери, приходится делать выбор.
Поднимаю на него взгляд. Понимаю, что придётся рассказать хотя бы часть правды.
– Рязановы держали мою мать в заложниках, чтобы я согласилась выйти замуж за Николая.
Выражение лица Паши неуловимо меняется. В глазах будто бездна отражается, настолько темным и страшным становится взгляд.
– Ты замужем за Рязановым? С этого стоило начинать, Нина…
– Почему? – спрашиваю упавшим голосом. – Ты не поможешь? Это что-то меняет?
– Это меняет все…
– 3 Нина -
Это меняет все…
Три слова звучат для меня как приговор. Выходит, я зря пришла к нему. Зря рискнула остаться в городе. Надо было бежать сразу же. Тогда был бы хотя бы минимальный шанс, что мы скроемся от погони. А теперь время упущено – наверняка цепные псы Рязанова уже рыщут по городу. Без денег, без вещей – как долго мы с Дашей сможем прятаться?
– Нина!
Вздрагиваю,
– Посмотри на меня, – чуть мягче добавляет Паша.
Поднимаю взгляд, и слёзы отчаяния все же скатываться по щекам.
– Помоги, Паш, – шепчу едва слышно. – Я прошу… Я на что угодно готова… Только спаси ее.
– Он тебя бил?
– Что?
– Рязанов бил тебя?
Мне так стыдно отвечать. Отворачиваюсь, стирая дорожки слез со щек. Говорят, жертвам насилия стыдно рассказывать о том, что с ними было. Говорят, что это неправильно. Что в этом нет их вины.
Наверное, так и есть. Я не должна стыдиться. Это был не мой выбор.
И все же мне стыдно. Стыдно перед мужчиной, чувства к которому я заперла где-то глубоко в сердце. Я не хочу, чтобы он видел меня такой жалкой и поломанной, чтобы считал окончательно униженной.
– Это неважно…
Резкий звук отодвигаемого стула, а в следующее мгновение я тоже уже стою на ногах. Не сама. А потому что Паша меня буквально силой держит.
– Неважно? – цедит он, нависая надо мной. – Ты правда считаешь, что придя сюда за помощью можешь не отвечать на мои вопросы?!
Его агрессия пугает, и во мне срабатывает условный рефлекс, выработанный за эти полтора года, когда муж вот точно так же злился и орал на меня.
Сжимаюсь и замираю. В голове только одна мысль – переждать. Надо просто переждать вспышку. И не усугубить.
– Нина! Нинель!
Так звал меня только он…
– Ты меня слышишь?
– Да, прости, – едва шепчу. – Я больше так не буду. Я исправлюсь. Ты прав.
Заученные фразу привычно слетают с губ. Я будто снова стою перед Николаем, когда он ругает и готовит наказание.
А потом происходит странное. Паша громко чертыхается и обнимает меня. Я оказываюсь прижата к его груди, и впервые за полтора года ада, в котором единственный светом была дочь, я дышу. Не пытаюсь урвать вдох, пока хищник не видит, а именно дышу.
Соблазн плюнуть на предосторожности и рассказать всю правду становится практически осязаемым. И мне приходится буквально причинять себе боль, чтобы отрезвить.
Князев тоже мужчина. И тоже умеет мстить. Он тоже сильнее меня, и неизвестно, как поведёт себя, когда все узнает.
Поэтому я молчу.
– Я больше не буду, – бесцветно повторяю, сознательно отстраняюсь, удерживая между нами расстояние.
– Не будешь, – соглашается Князев. – Сейчас ты расскажешь мне все как есть. Я должен понимать расклад от и до.
Он, наконец, отпускает меня, отходит к окну.
– Ты поможешь?
– Помогу.
Всего одно слово, но оно словно возрождает меня.
– Я помогу тебе, Нина. – Затем оборачивается в сторону двери. – Помогу вам.
– Мне нечем тебя отплатить… Но после развода я смогу вернуть хотя бы часть акций фирмы отца, и тогда…