Под жарким солнцем
Шрифт:
Теперь у него был такой вид, словно он смеялся над самим собою. Колесниченко понял, что Амвросий пришел на репетицию «Огонька», ибо он хочет выступить на вечере и рассказать, как дорого он платил за сено и как дорого все обошлось миролюбовцам, которые тогда его поддержали.
Колесниченко едва успел поздороваться с артистами, как кто-то из присутствующих сказал:
— Ну, Александр Дмитриевич, вот будет у нас праздник!
— Интересный «Огонек» подготовили? — спросил Колесниченко.
— Да. В самом разгаре репетиции до нас дошла эта новость, — придвигаясь к Колесниченко, рассказывал Амвросий Тутышкин. —
— Вот будет праздник! — воскликнул Колесниченко.
Громкоговоритель повторял: «Слушайте последние известия. Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Социалистического Труда…»
Волнующим праздником был день, когда секретарь обкома партии по поручению Президиума Верховного Совета торжественно вручал шестнадцати труженикам колхоза «Дружба народов» ордена и медали, а Мегудину — орден Ленина и Золотую Звезду Героя Социалистического Труда.
Поздравив их с высокой наградой, он закончил такими словами:
— Эти высокие награды будут звать вас вперед, к новым славным подвигам!
От имени награжденных Мегудин сказал:
— Высоко оценен наш труд. Оказанная нам честь обязывает нас трудиться еще лучше. Герои должны работать по-геройски! Помните, товарищи, что мы в большом долгу и должны покрыть этот долг новыми большими делами.
— Покроем! Покроем! — раздались голоса, прозвучавшие как клятва.
Это был третий орден Ленина у Мегудина, он получил его вместе с Золотой Звездой Героя Социалистического Труда.
Праздник вырвался за стены клуба, где проходило торжественное собрание. Люди собирались вокруг громкоговорителей колхозного радиоузла.
— Музыканты, сыграйте туш в честь наших героев! — раздавались голоса. — Сыграйте в честь тех, кто заслужил такой великий почет!
Потом мужчины и женщины, молодые и седовласые, на груди которых красовались ордена и медали за ратный труд, сидели за столами с самыми разнообразными яствами, лучшими винами собственного производства, свежими, будто только что снятыми с дерева яблоками, грушами, редчайшими сортами винограда, сохранившегося с прошлого года в мощных холодильниках. Лились и лились песни… сливаясь с музыкой, неслись вдаль.
…Мегудин вышел с торжественного собрания и хотел отправиться домой, где его ждали родные и друзья, с кем он рука об руку работал многие годы. Но его перехватили, обнимали, пожимали руку и восклицали:
— Поздравляем! Поздравляем!..
Прислушиваясь к пению и возгласам на улице, Лиза подумала: «Гулянье в разгаре, значит, Илюша не скоро придет».
Она готовилась к приему гостей, которые уже накануне начали приезжать, чтобы поздравить Мегудина и его товарищей. Лиза не знала, как лучше расставить столы, чтобы рассадить всех гостей. Ей казалось,
Когда во всех трех комнатах и на веранде уже стояли столы, накрытые белоснежными скатертями с богатым угощением, пришли гости.
В центре стола, возле Ильи Абрамовича, Лиза усадила его мать, приехавшую с младшей дочерью Геней из Вильнюса, с правой стороны — его старшего брата-полковника, за ним разместились другие сестры и братья с их семьями, напротив — ветераны колхоза и близкие друзья.
Все время приносили телеграммы. Их принимал и оглашал агроном Владимир Мегудин, старший сын Ильи Абрамовича, — черноглазый, смуглый, широкоплечий, с красивой черной шевелюрой, очень похожий на мать. Телеграммы шли от партийных организаций, от министерств, научных сельскохозяйственных учреждений, колхозов, совхозов. Много было приветствий от делегаций, которые приезжали знакомиться с замечательными достижениями хозяйства колхоза «Дружба народов», от родных, друзей, ветеранов труда.
Поздно ночью принесли новую пачку телеграмм, и среди них от академика Лукьяненко:
«Практическому академику Мегудину! Я восхищен вашими подвигами в области сельского хозяйства. Они дают много материалов для научных выводов».
— Видали такого академика, который даже высшего образования не имеет? — с улыбкой сказал Илья Абрамович.
— Но ведь настоящие академики приезжают к нам изучать наше хозяйство, — перебил его Колесниченко.
— Когда проработаешь десятки лет в практическом университете земледелия, чему-нибудь и научишься, — продолжал Мегудин. — К нам приезжают академики, и мы учимся у них. Поэтому я хочу поднять тост за всех, кто с нами работает и помогает нам. Без их помощи мы не могли бы добиться тех успехов, которых достигли.
Время перевалило за полночь. Гости еще сидели за столами, пили вино, с аппетитом закусывали, а Илья Абрамович незаметно ушел в уголок, вынул из кармана бумажные квадратики, где, как обычно, было записано все, что он подметил за пройденный день и чем он должен заниматься с утра. В правом кармане лежали листки, на которых были отмечены срочные дела:
«Исправить в третьем и четвертом отделениях скважины, в пятом отделении у Гринберга мало вывозят удобрений на поля, в шестом выяснить причины конфликтов бригадиров (один из них встает рано и вывозит больше удобрений). Примечание: то, что один из бригадиров старается вывозить на поля больше удобрений, хорошо, но то, что он обкрадывает своего товарища, нужно осудить».
Он приготовил чистые листки, вложил их в карман и вернулся к гостям.
Лиза поняла, что Илья, как и всегда, на рассвете помчится в поле, в сады, на фермы и всюду, где заранее наметил побывать.
Она отозвала его в сторону и попробовала уговорить:
— Илюша, побудь хотя бы несколько часов дома ради дорогих гостей.
— Не могу, Лиза, не могу себе такое позволить. Если я допущу нарушение, то и другие могут позволить себе это. Хозяйство не признает праздников. На фермах скот надо кормить? Жизнь в праздники не останавливается, за хозяйством надо смотреть в любой день и час. Нас наградили не для того, чтобы праздновать, а для того, чтобы еще лучше работали.