Под жарким солнцем
Шрифт:
Любецкий часто думал и о сыне, который вырос у бабушки и был крепко привязан к ней. С отцом виделся крайне редко, и нельзя сказать, чтобы часто писал ему. Окончив школу, сын уехал в Москву и поступил там в институт. Любецкого постоянно тревожило, что между ними никак не устанавливались близкие отношения. И когда в обком поступила разнарядка послать кого-нибудь в Москву на годичные курсы партийных работников, он неожиданно для всех согласился поехать туда.
Возможность получить глубокие систематизированные знания радовала Любецкого. За многие годы жизни привыкший без остатка отдаваться
Год учебы в Москве пролетел как один миг. Незадолго до отъезда домой Любецкому вместе с сыном удалось попасть в Большой театр на балет «Спящая красавица». После спектакля, все еще находясь под впечатлением чарующей музыки Чайковского, они молча шли к выходу.
— Григорий Михайлович! Товарищ Любецкий!
Любецкий оглянулся и увидел стоящую неподалеку от них, смущенно улыбающуюся Минну Хасину.
— Как приятно встретить земляка! — поздоровавшись, сказала она. — Вы давно из Курмана?
— Уже почти год. А вы какими судьбами в Москве?
— Я здесь учусь.
— А потом, конечно, поедете в Курман?
— Думаю, что нет… Страна у нас большая, выбор велик. Хочется пожить и в других местах.
— Неужели вас не тянет в родные места? Что ж, видимо, у вас есть свои причины не возвращаться туда… Вы, кажется, из Новых Всходов?
— Да. Неужели вы запомнили меня с тех времен? Я тогда была еще совсем юной.
— Как можно забыть первых комсомольцев из переселенцев? Это были замечательные парни и девчата! С ними можно было горы своротить!
— А как сейчас там, в Курмане? Вы, наверное, часто получаете оттуда письма?
— Конечно. Там все хорошо…
И Любецкий начал рассказывать ей о последних достижениях колхозов «Дружба народов» и «Россия», об общих знакомых. Он видел, с каким интересом слушала его Минна и какой радостью светились ее глаза, когда он вспомнил Мегудина, о судьбе которого она уже давно ничего не знала. Народу в фойе заметно поубавилось, и тут она заметила одиноко стоящего в сторонке юношу в модной синей куртке. Он был очень похож на Любецкого.
— Это ваш сын? — спросила Минна.
— Да. Он учится здесь, в Москве, в институте.
— Мой сын тоже студент…
Не торопясь они пошли к станции метро. Любецкий простился с сыном и поехал провожать Минну. По дороге они вспоминали дни своей молодости, комсомольцев и молодых переселенцев, поднявших целину в крымских степях. Возле дома, где жила Минна, они простились и договорились встретиться снова. Любецкий несколько раз потом приглашал ее в театр, и она
— Жаль все же, что вы не возвращаетесь в Курман, — сказал Любецкий.
— Ничего, попробую свои силы на новом месте.
Они простились на перроне вокзала.
— Обязательно мне напишите! — попросил Любецкий Минну. — Я еще не знаю, куда меня направят работать, и поэтому пишите по адресу обкома. Оттуда письмо мне перешлют.
— Как только устроюсь, непременно напишу, — пообещала она.
После ее отъезда Любецкий еще некоторое время оставался в Москве. Он часто виделся с сыном, но замечал, как ему не хватает Минны, и удивлялся, почему раньше не обращал на нее внимания. Минна чем-то напоминала ему Машу: такая же энергичная, миловидная, душевная. И от этого она становилась ему еще дороже.
Незадолго до отъезда домой Любецкий получил письмо, в котором сообщалось, что красные следопыты отыскали Машину могилу, и поэтому его путь в Крым пролег через Ржев, где Маша погибла. Вскоре по возвращении в Симферополь Любецкого избрали секретарем обкома по сельскому хозяйству, и он энергично взялся за работу. Много ему приходилось разъезжать по области, знакомиться с хозяйствами колхозов и совхозов. Однажды после очередной такой поездки ему вручили письмо от Минны. Она писала, что устроилась хорошо, очень довольна работой и ждет от него письма.
Любецкого очень тянуло в родной Курман. Как-то раз, посещая степные районы Крыма, он решил ненадолго завернуть туда. Все в Курмане казалось ему дорогим и близким: каждое деревцо, каждый кустик, каждый бугорок. Проезжая мимо хозяйств «Дружбы народов» и «России», он увидел, какие большие изменения произошли тут за время его учебы в Москве. Любецкий с восхищением смотрел на фабрики и заводы, на строящийся колхозный город, заложенный еще в бытность его секретарем райкома. На одной из дорог он заметил машину Мегудина и попросил шофера притормозить.
— Ну, наконец-то выбрался и к нам! — воскликнул Илья Абрамович, обнимая Любецкого. — А то я думал, что ты стал большим начальником и загордился.
Дальше они поехали вместе, и Любецкий никак не мог удержаться от похвалы:
— Вот молодцы. Так держать!
Мегудин стал уговаривать его заехать к нему домой.
— Представляю, как обрадуется Лиза, — говорил он.
— Не могу, тороплюсь, заеду в другой раз, — отказывался Любецкий, но Мегудин настоял на своем.
Появление Ильи Абрамовича с таким дорогим гостем было для Лизы полной неожиданностью. Она засуетилась, принялась накрывать на стол.
— Не беспокойся, Лиза, я к вам ненадолго. Лучше посидим поговорим, — останавливал ее Любецкий.
— Ну нет, так не пойдет, — возражала Лиза, — все равно без обеда не отпущу.
Когда все расселись за столом, Лиза, показывая на сыновей, сказала:
— Видите, как они выросли за ваше отсутствие…
— А где старший?
— Он уже закончил институт. В отца пошел — агрономом стал.
За обедом Любецкий много рассказывал о Москве.
— Знаете, кого я встретил там? — сказал он. — Минну Хасину.