Под знаком четырёх
Шрифт:
Да, старая, сотни раз до Сименона испробованная формула. Но Сименон внес кое-что свое, и раньше других это заметил издатель Фейар, которому Сименон вручил сразу четыре повествования о Мегрэ. Кроме «Питера Латыша», тут были: «Господин Галле скончался», «Повесившийся на дверях церкви Сен-Фольен» и «Коновод с баржи «Провидение»».
Фейар прочитал все четыре. А затем события развивались следующим образом, — рассказывает нам Сименон:
«— Что вы… настрочили? — спросил он. — Ваши романы не похожи на настоящий детектив. Детективный роман развивается, как шахматная партия: читатель должен располагать всеми данными. Ничего похожего у вас нет. Да и комиссар ваш отнюдь не совершенство — не молод, не обаятелен. Жертвы и убийцы не вызывают симпатии. Кончается все печально. Любви нет. Свадеб тоже. Интересно, как вы надеетесь увлечь всем этим публику?»
Я протянул руку за рукописями,
— Что поделаешь! Вероятно, мы потеряем кучу денег, но я рискну и сделаю опыт. Присылайте еще шесть таких же романов. Когда у нас будет запас, мы начнем печатать по одному в месяц».
Сименон прислал еще восемь — так, чтобы уж хватило на год, и надо ли говорить, что решившийся рискнуть Фейар не прогадал? И не только он, — через несколько месяцев первые романы о детективных подвигах Мегрэ были переведены на несколько языков.
В 1931 году кинорежиссер Жан Ренуар, сын великого художника, экранизировал роман «Мегрэ на распутье», а другой сын Ренуара, Пьер, сыграл Мегрэ — на взгляд Сименона, неудачно, и прежде всего потому, что был «непохож». Ну, в этом Сименон тоже был виноват, ведь нигде, ни в ранних, ни в поздних романах о Мегрэ, мы не найдем его портрета. Нам даже неизвестен цвет его глаз, хотя мы знаем, что взгляд у него бывает и тяжелый, и грозный. Так что, создателю памятника Мегрэ, который был воздвигнут в 1966 году в Делфзейле, пришлось призвать на помощь воображение. И наверное, поэтому французы склонны отождествлять Мегрэ с Жаном Габеном, а мы — воспринимать его скорее в облике Бориса Тенина. Ну, а вообще-то Мегрэ высокого роста, широкоплеч, плотного сложения. Носит котелок и старомодное пальто с бархатным воротником. Во рту неизменно трубка, которую он имеет обыкновение выколачивать о каблук, иногда прямо на ковер, например, в доме двух богатых злодеек, незаконно получавших пенсию за давно умершего мужа и отца.
План романа «Президент» на «желтом конверте». Из фонда рукописей Ж. Сименона, хранящихся в университете г. Льеж
Мегрэ — большой любитель поесть и частенько заглядывает в бистро или кафе, где съедает нешуточные завтраки — бифштекс, да ломоть бараньего бока, да три порции жареного картофеля, да три кружки пива, — и все за один присест. Аппетит у него фламандский (он, по-видимому, как и Сименон, все-таки бельгиец). Да и пьет немало: может начать день со стопочки рома, пообедать — с двумя стаканами бордо, да потом запить таблетку от головной боли домашней сливянкой, да еще под вечер освежиться рюмочкой коньяку — и никогда при этом он не пьянеет и не теряет ясности ума.
Как все, окончив работу, Мегрэ мечтает поскорее вернуться домой. В маленькой уютной квартире на бульваре Ришар Ленуар смиренная, немногословная мадам Мегрэ уже накрыла стол к обеду: сегодня у них мясное рагу с красным перцем. И работает Мегрэ прилежно, как полагается всякому добросовестному чиновнику. Только дело у него не обычное, почему нередко ему приходится не обедать и не ужинать. Мегрэ умный, находчивый, ловкий, неутомимый охотник за дичью в джунглях преступного мира. Ему под силу прояснить самую запутанную криминальную тайну. Но есть у него при этом одно отличительное свойство. В противоположность следователю Комельо он не любит делить людей на хороших и плохих. Он считает, что все люди нуждаются в жалости.
В Мегрэ Сименон воплотил черты некогда самого любимого человека: «Я бессознательно наделял его характерными чертами своего отца», — например, глубокой любовью к единственной женщине, собственной жене. Комиссар полиции любит мадам Мегрэ преданно и неизменно, хотя беззастенчиво ею помыкает и держится суховато, все больше молчит, а бывает, и прервет на полуслове. Больше всего он ценит в своей жене простодушие, которое она с юных лет сохранила в неприкосновенности.
Спустя многие годы после детективного дебюта Сименон напишет «Записки Мегрэ» (1960), и мы узнаем, в частности, как Мегрэ влюбился и женился, причем сцена его знакомства с эльзасской девушкой Луизой неожиданно напоминает встречу Обломова и Ольги Ильинской, ту, за чаем в доме ее тетки, когда Обломов от смущения захватил «кучу сухарей, бисквитов и кренделей» и Ольга с лукавством наблюдает его неловкие усилия справиться
Сименон: Рассказы о Шерлоке Холмсе. Я прочел многие из них в молодости. С тех пор не приходилось. А других я не читал, не хотел, чтобы они на меня повлияли.
Бреслер: Вы никогда ничего не читали о другом бельгийце, Эркюле Пуаро?
Сименон: Нет.
Бреслер: Это интересно. Но Шерлок Холмс, которого вы знаете, был сыщиком с совершенно другим методом.
Сименон: Противоположным.
Бреслер: И кроме того, у него был доктор Уотсон. А у вашего Мегрэ доктора Уотсона нет.
Сименон: Нет. Да это и не обязательно. Я сам такой Уотсон.
И он во многом прав: Уотсон из него получился совсем не дойловский. Но вот с Шерлоком Холмсом, хотя тот «слишком неэмоционален», а также Огюстом Дюпеном у Мегрэ есть немало общего, и напрасно он категорически декларирует свою независимость от предшественников: «Я никогда не делаю умозаключений» («Подвалы отеля «Мажестик»») или даже: «Я никогда не думаю» («Трубка Мегрэ»).
Думает, «рациоцинирует». Этим преимущественно и занимается.
Но тут стоит опять обратиться к формуле детектива, которую когда-то вычислил Эдгар По:
1. Гвоздь повествования — раскрытие таинственных обстоятельств, при которых совершено преступление (необязательно убийство).
Сименон. Все так, но убийство, не обязательное у По и Дойла, у него (у Кристи — также) — непременное условие.
2. Разгадкой тайны занят блестящий детектив, сыщик-любитель, обладающий мощной рационалистической логикой. Герою «придан» друг-рассказчик. В противоположность гениальному сыщику рассказчик — человек обычный, чересчур здравомыслящий, даже не совсем понятливый. В то же время он достаточно образован, чтобы запечатлеть действия гениального сыщика, и активен, чтобы при случае принять участие в его приключениях.
Сименон. Разгадкой тайны занят блестящий полицейский сыщик. Он безусловно мыслит логически, от причины идет к следствию, по крохам собирает сведения, проясняющие личность и жертвы, и преступника; обстоятельства преступления. При этом он обладает «феноменальной интуицией и устрашающим умением вживаться в ближних своих». Но теми же качествами владеют Дюпен, Холмс и Пуаро. Правда, иногда Мегрэ догадывается о том, что произошло, а, как мы помним, Холмс утверждал, что стремление угадывать «гибельно для логического мышления». Мисс Марпл тоже, как известно, отвергала игру в угадайку. Но, сдается, Сименон просто несколько неточен в выражениях. Ведь «догадки» Мегрэ — тоже результат «великих подвигов наблюдения и сопоставления». Другое дело, всегда ли такое угадывание достаточно умело и логично обосновано автором, он же — рассказчик. Иная тут и сама роль рассказчика. Сименон — не восхищенный комментатор и участник приключений. Он — сторонний наблюдатель, его не видно и не слышно в повествовании (за исключением «Записок Мегрэ»).
3. Задача — тайна преступления, — как всякая задача, имеет условия решения. Они должны быть честно изложены читателю. Сыщик, приступая к раскрытию тайны, знает столько же, сколько и читатель, и как бы вызывает читателя на состязание.
Сименон. Условия решения вовсе не обязательно выкладывать читателю в полном объеме, и первым это заметил как раз Фейар: «Читатель должен располагать всеми данными. Ничего похожего у вас нет». У Сименона сыщик не равен читателю, который за его широкой спиной многого, так сказать, не видит. Иногда его попросту оставляют в неведении. Мегрэ несколько раз заметит, что при убитой Луизе Лабуан («Мегрэ и неизвестная») нашлась лишь одна серебряная туфелька, заинтригует читателя, заставит его размышлять об этом, но потом словно забудет о такой «мелочи» и никак не объяснит отсутствие второй туфли, а это уже нарушение правил честной игры с читателем.