Под знаком небес
Шрифт:
– Чтобы стать императором?
– Нет, чтобы играть.
– Играть? – Ирд удивленно взглянул на Дьяка.
Тот кивнул.
– Это похоже на шахматы. Страна как доска, а люди – как фигуры. Их можно передвигать, выигрывать и проигрывать. Порой становится довольно увлекательно.
– Но ведь это… жестоко.
– Почему? Это происходит постоянно, просто не все сравнивают жизнь с игрой. Каждый правитель – игрок. Если он не будет получать удовольствие от игры и стремиться к победе, зачем ему тогда вообще садиться играть? Я хочу Малдонии славы. В ней живут сильные и благородные
– Но почему ты все время говоришь о войнах? Разве они так необходимы? Ты забыл, что стало с моей страной?
– Нет, не забыл. Но я видел много разрушенных городов и разоренных земель еще до того, как ты родился, и их уничтожали армии, а не короли. В любой битве сражаются, умирают и убивают люди – сотни, тысячи, страны, народы, – а не один правитель. Каждый из этих воинов обладает своим разумом и собственными желаниями, но он или соглашается с приказом своего короля, преследуя собственные интересы, или выбирает покорность.
– Не всегда можно делать то, что вздумается, – возразил Ирд. – Человека можно заставить сражаться. Кроме того, рыцари дают клятву верности.
– Они не обязаны этого делать. Никто не заставляет их присягать тому, кто им не нравится. К тому же они делают это в обмен на деньги и земли и знают, какая служба от них за это требуется.
– Вайтандар уничтожили солдаты, которые не разбирали, кто перед ними: воины или простые крестьяне.
– Ты знаешь, зачем они это делали, – возразил Дьяк, жестом подзывая человека, который отвечал за корабль. Ирд прозвал его про себя «капитаном». – Обычная армия не сделала бы этого. Бери курс на юг, – сказал он, обращаясь к подбежавшему «капитану».
Через минуту корабль вздрогнул, Ирд увидел, как за кормой закрутился, постепенно ускоряя движение, большой пропеллер, и гондола поплыла.
– И все же, – Ирд не хотел сдаваться, – война не приносит столько славы, сколько множество других вещей. Например…
– Империя, – перебил его Дьяк, – не может оставаться в своих пределах. Она должна расти, в этом ее суть. Постоянная экспансия обеспечивает ей стабильность. Мелкие страны всегда обречены на то, чтобы быть объединенными и подчиненными более могущественным соседом. Конечно, раздоры и восстания неизбежны, но это не должно останавливать. Цена величия всегда высока, и это прекрасно, ведь иначе зачем было бы к нему стремиться?
– Я вообще не понимаю, зачем к нему стремиться? – отозвался Ирд.
– Это желание победы, – ответил Дьяк, – оно свойственно всем.
– Возможно, ты и принесешь Малдонии славу, но что станет с другими странами, которые ты подчинишь?
– Они станут моими так же, как и эта. Все это игра, как я уже говорил. Я создаю империю, объединяю, на моей стороне – закономерности развития каждого государства. Мелкие страны пытаются сопротивляться, хотя по своей природе обречены стать частью более крупного целого.
– А что станет с этой империей, когда тебе надоест игра и ты уйдешь? Или, даже если решишь остаться в Малдонии до конца жизни, умрешь?
– Мое тело – нет, – Дьяк покачал головой. – Видишь ли, одно из условий игры состоит в том, чтобы сохранить достигнутый результат. Поэтому необходимо создать правительство, которое сможет сохранить империю даже в отсутствие императора. Этим я и собираюсь заняться после окончательной победы над Бальгоном.
– Вот как? Я не слышал о том, чтобы короли делились властью с кем-то еще.
– И не услышишь, – усмехнулся Дьяк.
Ирд помолчал, обдумывая вопрос, который хотел задать.
– Скажи, ты ненавидишь вампиров? – проговорил он наконец.
Дьяк взглянул на него, удивленно подняв брови:
– С какой стати?
– В Малдонии их считают злом. Да и в других странах, мягко говоря, недолюбливают.
– Как любую опасность.
– Но то, как они питаются, отвратительно.
– Они ничем не хуже любого другого хищника. Разумеется, у людей они вызывают страх и, как следствие, ненависть, но я не человек.
– Да, конечно. Я все время забываю.
– И совершенно напрасно. У меня такое же тело из плоти и крови, как у тебя, но я не познавал мир так, как ты или любой из людей. Я – один из Предрожденных, и для меня нет разницы между человеком и животным, насекомым и вампиром. Для меня мир делится на тех, кто мне предан, и тех, кто хочет меня убить.
– То есть на друзей и врагов, – медленно кивнул Ирд.
– Можно и так сказать. Но это разделение больше подходит для людей.
– Почему?
– Думаю, ты едва ли станешь считать своим врагом медведя, решившего тобой полакомиться. Ведь это просто тупая тварь, следующая своей природе. Он представляет опасность, но он не враг. Верно?
– Пожалуй. – Ирд нахмурился, пытаясь понять, к чему клонит Дьяк.
– Другое дело человек, нападающий на тебя с мечом или другим оружием. Он может представлять даже меньшую опасность, чем медведь, но ты очень быстро определишь его для себя как врага. Понимаешь, в чем разница?
– Думаю, да. Человек руководствуется не инстинктом, а осмысленным решением. Он не голоден и не защищается, он просто принял решение тебя убить, потому что ему это выгодно.
Дьяк кивнул.
– А для меня, – сказал он, – и медведь и человек – одинаковые сущности, составляющие понятие опасности, что и делает их в моих глазах врагами. Я не испытываю сомнений, если мне нужно убить человека, только потому, что это ЧЕЛОВЕК. Он не такой же, как я; он мне не брат и не сородич. Поэтому я не отделяю вампиров от людей по принципу «зло – добро». Первые могут быть благородными созданиями, чуждыми неоправданной жестокости, так же, как вторые могут уничтожать себе подобных лишь для собственного удовольствия. Распределение на своих – чужих свойственно каждой расе, потому что иначе исчезает единство, члены общины разбредаются, утрачивая внутренние связи, и раса становится слаба. Поэтому люди, эльфы, гномы, оборотни, тролли, огры, вампиры и все остальные приписывают себе исключительное право на точное знание того, что такое добродетель, и объявляют себя носителями добра, а тех, кто представляет для них опасность, – адептами зла.