Под знаком небес
Шрифт:
– Как его светлости будет угодно, – ответил человек, пряча жетон за пояс. – Что еще он просил передать?
– Герцог желал бы, чтобы вы следовали за мной. Мне поручено проводить вас в дом его светлости. – Ольгерд не знал толком, как следует обращаться с этим господином (а в том, что перед ним не простой ремесленник или наемник, сомневаться не приходилось – слишком спокойно и уверенно он держал себя).
– И я охотно исполню его просьбу, – мужчина слегка улыбнулся. – Простите, что не представляюсь вам, но мне пока не известно, входит ли это в
– Меня зовут Ольгерд Эрнадил, – проговорил Ольгерд, спохватившись. – Прошу извинить мою невежливость.
– Не стоит, мы оба оказались в… необычной ситуации. А теперь, если нас ничего не задерживает, давайте отправимся в дом герцога. Он не любит ждать и никогда не приглашает по пустякам.
Слегка поклонившись, Ольгерд направился к главной площади, мужчина же двинулся следом, отставая самое большее на шаг, – он предпочитал держаться немного позади, вероятно, из привычной осторожности.
Десятки вампиров, закутавшись в тяжелые плотные плащи, бежали через Кадрады на юго-запад. Солнце палило их, обжигая на секунду обнажавшиеся части тел. Носферату двигались подобно черным точкам: по отдельности, различными путями. Никто их не преследовал. Они стремились в Кар-Мардун, чтобы встать в ряды новой армии и исполнить любой приказ своего Создателя, Молоха.
Но был один, кого не коснулась эта война. Он не был в Бальгоне во время его штурма, не принадлежал он и к клану Валерио, ожидавшему исхода осады в своих, хорошо спрятанных от людских глаз, укрытиях. Его звали Мейстер арра Грингфельд.
Смуглый юноша стоял перед зеркалом, робко трогая кончиками пальцев свое отражение, до сих пор не смея поверить, что это – ОН. Потом он склонил голову набок и счастливо засмеялся. При том, что Мейстер сохранил все остальные свойства вампира, его новое тело могло отражаться – вероятно, потому, что во время перемещения духа было живым.
– Я красив, красив, красив! – шептал он, заливаясь хохотом, повалился на пол и распластался, скаля белые ровные зубы в улыбке.
Затем поднялся, одернул светло-желтую куртку, провел ладонью по бордовой шелковой рубахе и подмигнул испуганно уставившейся на него темноволосой девушке, сидевшей в разобранной постели.
– Не бойся, просто… впрочем, тебе не понять. Вот, держи! – он бросил ей звякнувший кошель. – Приходи завтра снова, ты мне понравилась.
– Мне уйти?
– Да. Подожди, скажи: я красив? Говори правду.
– Конечно, господин, вы очень хороши. Редко встретишь кого-нибудь столь же симпатичного. – Девушка, отбросив одеяло, начала одеваться, время от времени с опаской поглядывая на Мейстера.
– Ладно, – он сел за стол и обмакнул перо в чернильницу, – сойдет. Пошевеливайся, ты меня отвлекаешь.
Перед ним лежал лист пергамента, наполовину исписанный, и Мейстер, аккуратно разгладив его, принялся водить пером:
«Что такое красота? Разве не сами люди придумали ее, разделив изначально целостный мир пополам? Уродство как антоним прекрасного появилось только благодаря
Я заметил, что многих художников, живших в разное время (а я могу судить об этом, ибо прожил не одну сотню лет), тянуло к так называемым патологиям. Вспомним хотя бы Борсеха, Гольдаю или Кубирна. Кто осмелится сомневаться в том, что их картины – искусство? И тем не менее они воспевали уродство, каждый в свое время, но с одинаковой страстью. Это свидетельствует о том, что человек с каждой эпохой все более возвращался к теме смерти и страха перед собственной гибелью, ибо ему трудно представить себе нечто более ужасное, чем небытие. В этом видится непреодолимое желание человечества оправдать смерть, перекрасить ее в другой цвет, чтобы доказать самому себе, что она не так страшна».
Мейстер отложил перо, перечитал написанное, удовлетворенно кивнул и посыпал пергамент мелким белым песком.
За окном, на черном небе, висел месяц, снег лепился на стекло, а в комнате горели светильники, стояли кувшины, полные изысканных напитков, курились редкие благовония. Мейстер был очень богат и все свои сбережения, покидая Бальгон, прихватил с собой. Теперь он тратил деньги, наслаждаясь своим новым телом, чувствуя себя совершенно счастливым.
Глава 11
Мертвым – мертвое
Дьяк стоял на бастионе замка Брандеген и смотрел в даль, ограниченную сверху чистым куполом звездного неба, а снизу – заснеженными вершинами Кадрадских гор. В руке он держал Эрнегор, еще теплый от пролитой крови. Его длинное, идеально ровное лезвие, покрытое магическими эльфийскими рунами, испускало слабое зеленоватое свечение.
Рядом с Дьяком стоял Мстислав, на лице которого было написано удовлетворение и торжество. Глаза вампира лихорадочно блестели, а кожа цвета слоновой кости матово белела на фоне черной кладки замка. Он был одет в длинный кафтан с прорезями на рукавах и по бокам, через которые виднелась красная рубаха. На груди тускло блестел серебряный медальон. Правую, обтянутую шелковой перчаткой, руку Мстислав держал на эфесе Калигорста, подобранного во дворе замка.
Они смотрели вверх, где на фоне черного неба медленно разгоралась белая, с красным ореолом, звезда. Она пульсировала, становясь все больше и больше, походя на раскрывающийся фантастический цветок, расцветший на небосводе.
– Вот она, долгожданная комета! – проговорил вампир. – Она действительно принесла несчастье, но только нашим врагам. А для моего клана стала счастливым знаком, символом победы. Поистине, ничто в мире не бывает однозначным, у всего есть две стороны!