Под знаменами Гитлера

Ермолов Игорь Геннадьевич

Что касается высшего профессионального образования, оно на оккупированных территориях РСФСР так и не возродилось — ни одно из высших учебных заведений не возобновило своей работы в период оккупации. В лучшем случае на базе вузов создавались курсы по подготовке специалистов, в основном, сельскохозяйственного и промышленного профиля. Так, на базе Смоленского сельскохозяйственного института открылись курсы агрономов. Лекции читали как избежавшие эвакуации профессора и доценты сельхозинститута, так и посещавшие Смоленск специалисты из Германии. Первый набор слушателей прошел 2-месячный срок обучения (с ноября 1942 г. по январь 1943 г.), затем срок обучения сократили до одной недели. В ходе обучения курсантам читали лекции о порядке землепользования, о климате и почве, о новых мероприятиях по увеличению урожайности, о задачах сельскохозяйственных управлений [304] . Подобной реорганизации подверглись и другие вузы на оккупированный территории РСФСР, поэтому применяемый по отношению к ним в коллаборационистской печати термин «институт» [305] ни в коем случае не отражал действительного состояния этих учебных заведений.

304

Заря. 1943. 28 февраля. № 16.

305

См., напр.: Дмитровская газета. 1942. 11 ноября.

Таким образом, система образования в условиях оккупации прошла эволюцию от надзора за сохранностью школьных и иных учебных помещений до активного использования образовательной сферы в интересах нацистской

пропаганды. Политика оккупантов была направлена не просто на искоренение из школы коммунистической идеологии, она преследовала цель установления эффективного контроля за настроениями части населения, воспитания подрастающего поколения в соответствии с догмами национал-социализма. Необходимо отметить некоторые особенности образовательной политики. Так, наибольший охват подрастающего поколения был осуществлен начальным образованием, в наименьшей степени — основным и лишь в незначительной степени — средним. Однако нестабильность учебного процесса зачастую лишала подрастающее поколение возможности получения даже начального образования. Что касается профессионального образования, оно было направлено почти исключительно на подготовку рабочих кадров. Ввиду этого потенциал интеллигенции был лишен возможности воспроизводства, следовательно, был обречен на постепенное вымирание, что в полной мере соответствовало планам гитлеровского руководства относительно будущего народов СССР. Однако необходимо признать и тот очевидный факт, что, несмотря на различные перекосы, насыщенность нацистской идеологией и нестабильность, школьное образование в период оккупации как таковое было доступным, а школьные программы обеспечивали получение детьми необходимого минимума знаний. Поэтому коллаборационизм в области образования нельзя назвать однозначно вредным, так как меры, приведшие к деформации образовательной системы, были вынужденными и стали, по сути, необходимым условием продолжения функционирования школ и иных учебных заведений за линией фронта.

§ 3. Здравоохранение и социальное обеспечение

Здравоохранение и социальное обеспечение в условиях оккупации РСФСР стали теми отраслями инфраструктуры, налаживание и обеспечение должного функционирования которых стало следствием осознания оккупантами того, что война с СССР не стала шестинедельным блицкригом. В условиях затяжной войны немецкое командование было поставлено перед необходимостью обеспечения жизненного уровня населения, восстановления существовавшей до оккупации сети учреждений здравоохранения и социального обеспечения.

В структуру городских и районных управ в обязательном порядке входили отделы здравоохранения, иногда в структуру отделов здравоохранения входили ветеринарные подотделы [306] . Первоначально в их функции входили сохранность больничных зданий, медицинского оборудования, учет кадров медицинских работников. С первой половины 1942 г., после перехода войны и оккупации в долговременную фазу, началось восстановление лечебно-профилактических учреждений по довоенному принципу. Эта задача была возложена на соответствующие органы местного самоуправления, в частности, входящие в их структуру отделы здравоохранения. Однако это наталкивалось на значительные затруднения по той причине, что медицинский персонал был в большинстве эвакуирован, на оккупированной территории осталось незначительное количество врачей и средних медработников, в большинстве случаев были вывезены оборудование и медикаменты. Так, из 2627 рабочих и служащих по Почепско-му району Орловской области зарегистрированы 1 врач, 14 фельдшеров, 6 акушеров, 2 медсестры [307] , по Понуровскому району — 5 врачей, 12 фельдшеров, а также 6 ветеринарных фельдшеров, распределенным по трем ветучасткам [308] . По Торопецкому району Калининской области на 36 624 чел. населения, зарегистрированных на начало 1942 г. [309] , приходились 3 врача, 2 медсестры, 1 фельдшер [310] . Даже на территории Локотского автономного округа, отличавшегося более отлаженной инфраструктурой, работали 51 врач и 179 медсестер [311] . То есть один специалист с высшим медицинским образованием приходился более чем на 11 ООО чел. населения округа.

306

ГАБО. Ф. 2608. On. 1. Д. 21. Л. 16 об.

307

Там же. Л. 15.

308

Там же. Д. 15. Л. 143.

309

ГАТО. Ф. Р-2757. On. 1. Д. 12. Л. 5.

310

Там же. Д. 1. Л. 1 об.

311

Ермолов И .Г. Гражданский и военно-политический коллаборационизм в южных районах Орловской области. С. 76.

Преодолеть кадровый дефицит не удалось в течение всего периода оккупации. Так, в докладе «Об итогах развития партизанского движения, борьбы партизан с немецкими оккупантами и положении в оккупированных районах Калининской области» от 1 августа 1943 г. констатировалось отсутствие должного количества врачебного персонала. В частности, в каждой больнице работали 2—3 врача [312] . По штату же на одну больницу или амбулаторию было положено не менее 4 врачей (хирург, терапевт, гинеколог, стоматолог), 8 медсестер, 1 аптекарь [313] . Подобное положение складывалось на других территориях. Так, штат считавшейся одной из образцовых, Навлинской районной больницы (Локотской округ) на март 1943 г. включал 2 врачей и 6 медсестер [314] .

312

ТЦДНИ. Ф. 479. Оп. 2. Д. 16. Л. 62.

313

Там же. Л. 61 об.

314

Речь. 1943. 26 марта.

Интересно, что при столь ощутимой нехватке медицинских работников врачи в отличие от других гражданских коллаборационистов имели в ряде случаев неоправданно короткий рабочий день. Так, приказ № 87 от 16 июня 1943 г. Клинцовского окружного управления устанавливал для врачебного персонала следующую продолжительность рабочего дня: для врачей больниц, врачебных медучастков и лабораторий — 6 часов, для врачей поликлиник и амбулаторий — 5 часов, для врачей, оказывающих помощь на дому, — 7 часов [315] . При таком положении неудивительно, что в последние месяцы оккупации того или иного района немало беженцев пытались выдать себя за врачей, желая устроиться на работу в медицинские учреждения. Отсутствие на руках дипломов эти лица объясняли их утратой в условиях эвакуации. В связи с этим в пределах округов создавались комиссии, в задачи которых входила проверка квалификации лиц, заявлявших себя медицинскими специалистами. Комиссия могла дать разрешение заниматься врачебной или иной медицинской деятельностью [316] . Иногда медицинские работники, не соответствующие занимаемым должностям, по всей видимости, ввиду отсутствия специального образования, допускались к работе по разрешениям горуправ, при этом исполняли свои обязанности только под контролем врачебного персонала [317] .

315

ГАБО. Ф. 2608. On. 1. Д. 14. Л. 56.

316

Там же. Д. 15. Л. 68.

317

ГАТО. Ф. Р-2757. On. 1. Д. 1. Л. 9.

Медицинская помощь была платной. Согласно действовавшему в тыловых районах группы армий «Центр» «Постановлению о введении платы за медицинскую помощь, оказываемую врачами», в сельской местности взималось 5 рублей за однократное посещение врача, оказание

помощи фельдшером стоило 3 рубля [318] . Плата за стационарное лечение составляла 20 рублей в сутки, сюда же входило питание [319] . Однако при этом отделами здравоохранения часто констатировалось неудовлетворительное питание больных [320] . Правомерно предположить, что связано это со снабжением больниц по остаточному принципу. Любопытна в этом отношении переписка бургомистра г. Торопца и Торопецкого района Калининской области Николаева с немецкой комендатурой. Так, в одном из писем бургомистр просит коменданта отпустить для питания больных льняное масло и какие-либо продукты, так как у больницы нет ничего, кроме ржаной муки [321] . В другом обращении на имя заведующего отделом снабжения немецких воинских частей бургомистр Николаев пишет: «На снабжении Горуправления состоят больница и столовая для беженцев. Они получали ранее мясные отходы от убоя скота на бойне при военном городке. Несколько дней уже мясных отходов не получаем. Гору правление в критическом положении, будет вынуждено закрыть столовую и прекратить прием больных на излечение в больницу» [322] .

318

ГАБО. Ф. 2608. On. 1. Д. 17. Л. 1.

319

Там же. Д. 21. Л. 36.

320

Там же.

321

ГАТО. Ф. Р-2757. On. 1. Д. 7. Л. 35.

322

Там же. Л. 46.

В ряде тыловых районов группы армий «Север» не было единой системы оплаты. Так, в Кудеверьском районе Калининской области прием у врача стоил 3 рубля, у фельдшера — 2 рубля [323] . В иных районах плата за прием у врача достигала 10 рублей, вызов врача на дом колебался от 20 до 30 рублей, стационарное лечение обходилось в 20 рублей за один койко-день, сюда не входила плата за медикаменты и питание — больные питались своими продуктами, пользовались своим постельным бельем, плата за комиссию составляла 15 рублей [324] . Плата за медицинскую помощь вносилась в то волостное управление, при котором служил врач или на территории которого находилось медицинское учреждение. Получив плату, волуправление выписывало крестьянину лечебный листок, который представлялся врачу или фельдшеру. Лечебный листок был действителен 3 месяца и лишь для лечения какой-либо одной болезни. Если по истечении этого срока болезнь продолжалась или пациент заболевал другой болезнью, следовало оформить новый лечебный листок. Врач или фельдшер в обязательном порядке вносили в лечебный листок, помимо сведений о больном, данные о характере и продолжительности болезни. Лечебные листки являлись документами строгой отчетности, в конце каждого месяца они собирались и возвращались в соответствующее волуправление. Оказание медицинской помощи без лечебного листка наказывалось штрафом до 100 рублей [325] . Исключение составляли случаи оказания экстренной медицинской помощи, например, при травмах. В этом случае лечебный листок выписывался и представлялся после прохождения курса лечения [326] . Медикаменты как для амбулаторных, так и для стационарных больных отпускались за дополнительную плату. Один порошок стоил 1 рубль, микстура несложная — 8 рублей, микстура сложная — 12 рублей, растирки и примочки — 12 рублей [327] . По свидетельству жительницы Брасовского района Орловской области Т.Н. Гришаевой, цены, установленные в Сусловской волостной больнице, не были обременительны для сельчан, имели, скорее, символическое значение. В то же время ряд медицинских услуг был труднодоступен для трудящихся, не имевших доходов от приусадебного хозяйства и живших только на зарплату. Интересное заявление подала на имя инспектора в отдел просвещения Брянской горуправы учительница школы № 2: «Я занимаюсь с первым классом. При обучении детей письму и чтению выделение звуков имеет очень серьезное значение. У меня же благодаря отсутствию переднего зуба звуки при выделении их получаются неправильными, что плохо отражается на деле. Прошу Вашего ходатайства перед германскими властями, чтобы мне вставили передний зуб» [328] .

323

ТЦДНИ. Ф. 479. On. 1. Д. 637. Л. 11 об.

324

ТЦЦНИ. Ф. 479. Оп. 2. Д. 16. Л. 62; Д. 22. Л. 46 об.-47.

325

Там же. Д. 17. Л. 1.

326

Там же.

327

ТЦЦНИ. Ф. 479. Оп. 2. Д. 22. Л. 46 об.

328

ГАБО. Ф. 2608. On. 1. Д. 41. Л. 313.

Полностью от платы за медицинскую помощь, в том числе за медикаменты, освобождались бойцы и командиры РОА, служащие органов местного самоуправления, работники полиции [329] . Лечебные листки выписывались бесплатно также лицам, признанным соответствующим волостным старшиной неимущими, а также находящимся на социальном обеспечении [330] . На территории Калининской области при несчастных случаях на производстве оплата лечения по ходатайству руководителя соответствующего предприятия могла быть отнесена на счет управы, в непосредственном подчинении которой находилось данное предприятие [331] . Однако данная система оплаты лечения касалась, очевидно, лишь работников муниципальных предприятий. На территории некоторых округов Центральной России по указанию начальников окружных отделов здравоохранения районные бургомистры могли освободить от оплаты лечения малоимущих [332] .

329

ТЦЦНИ. Ф. 479. Оп. 2. Д. 16. Л. 62, Д. 22. Л. 46 об.

330

ГАБО. Ф. 2608. On. 1. Д. 17. Л. 1.

331

ГАТО. Ф. Р-2757. On. 1. Д. 6. Л. 80.

332

ГАБО. Ф. 2608. On. 1. Д. 21. Л. 36.

Ввиду резкого сокращения числа медицинских учреждений медпомощь в период оккупации была доступна далеко не каждому. Так, в партизанском донесении в Калининский обком ВКП(б), составленном в августе 1943 г., в качестве примера приводится Себежский район, в котором до войны действовали 7 больниц, 17 фельдшерско-акушерских пунктов, 4 роддома. На протяжении оккупации работали лишь больница стационарного типа и амбулатория в г. Себеже [333] . Согласно той же докладной записке, 91 % населения района были лишены возможности получения медпомощи ввиду того, что поездка в город населения, проживающего в деревнях далее 5—7 км от райцентра, влекла опасность ареста по подозрению в связях с партизанами [334] . Это же косвенно подтверждается относительно небольшим количеством больных, принимаемых ежедневно. Так, по Торопецкому району Калининской области, согласно сохранившимся данным, в течение ноября 1941 г. районной больницей принималось от 12 до 15 чел. ежедневно, врачебной амбулаторией — 19—35 чел. [335]

333

ТЦЦНИ. Ф. 479. Оп. 2. Д. 22. Л. 46 об.

334

ТЦЦНИ. Ф. 479. Оп. 2. Д. 22. Л. 47.

335

ГАТО. Ф. Р-2759. On. 1. Д. 5. Л. 1.