Под знаменем Сокола
Шрифт:
Калитка у реки
Тойво никогда не предполагал, что можно бежать так запредельно быстро и так бесконечно долго. Во всяком случае, его бешено стучащее сердце несколько раз делало попытку отстать, то собираясь выскочить через горло, то опускаясь куда-то в низ живота. Боярыня Мурава летела, как на крыльях, быстрее ласточки или стрижа. Они остановились лишь один раз возле дозорной вышки, и набат локулауда повис у них над головой, заглушив все звуки окружающего мира, задавая ритм дыханию и шагу. Когда он оборвался, Тойво
За то время, пока Тойво пытался перевести дух, Мурава успела не только рассказать жителям града о происшедшем с ними, но и привести в порядок волосы, сменить одежду на сухую, переодеть, точно маленького, его и занять свое место с лечебным коробом. Жена и дочь великих воинов, она держалась не хуже многих мужей. Впрочем, защитники града присутствия духа тоже не теряли:
— Не бойся, госпожа, отобьемся! — заверил княжну сотник Гостислав, расставляя на валах воинов и рядовичей. — Чай, не впервой!
— Собаки хазарские! — нахмурил брови Видогост-скорняк, которого злые находники оторвали от праведных трудов. — Кровушки славянской опять захотели!
— Рабов им подавай! — поддержал его Хеймо, разглядывая круживших вдоль стен на безопасном расстоянии вершников, очевидно, рассчитывавших застать град врасплох. — Да хоть бы их самих всех в рабство продали!
— И Мстиславич, предатель окаянный, с ними заодно! — поддержал его Чурила. — Ишь, гарцует тут, красуется! Пустить бы стрелу, да жалко, далеко. На таком расстоянии броню все равно не пробить!
— Можно попытаться! — проговорил Инвар, накладывая стрелу на тетиву. — Проучить наглеца. Да и за Анастасия и Кауко-дозорного отомстить. Если целить в шею или запястье…
Сотник Гостислав его остановил:
— Послушаем, что он скажет.
— Как будто и так не известно, — фыркнул молодой урман. — Только веры его речам чуть.
Тойво обратил внимание, как блеснули при этих словах глаза Войнеги. Или ему это показалось?
Ратьша меж тем выехал вперед:
— Эй, вы, сермяжнички! — начал он зычным голосом. — Почто запираетесь, точно от ворога, али не признали?
— Как не признать, Мстиславич, — по праву старшего отозвался Гостислав. — Оттого и запираемся. Это что же такое получается? Наш князь принимал тебя как брата и почти что зятя. А ты на его землю с хазарами пожаловал? Вел бы ты их лучше в земли своего отца, коли тебе с ними знаться так любо, а то ведь у нас тоже свои заботы есть.
— Уехать всегда успеется! — осклабился в усмешке Ратьша. Усмешка вышла кривой. Шрам на щеке придавал ей зловещий оттенок. — Только один я отсюда не поеду. Отдайте то, что мне причитается, и занимайтесь своими делами сколько угодно.
Светлейшая княжна, стоявшая на забрале вместе с Муравой и другими женщинами, прислонилась к толстой бревенчатой стене. Ноги ее не держали.
Сотник Гостислав покачал русой головой:
— Заблуждаешься ты, княжич! Здесь тебе ничего не принадлежит! А если ты имеешь в виду дочь светлейшего Всеволода,
— Ну, как знаете! — в голосе Ратьши появилась знакомая сталь. — Я вас предупредил. Не хотите договариваться по-хорошему, придется говорить по-плохому!
Он отъехал от забрала и подал знак своим людям, успевшим привязать у леса коней и рассыпаться по опустевшему посаду. В воздух поднялись стрелы. Хазары и Ратьшины кромешники стреляли метко. Один из защитников крепости упал с вала, другой, охнув, присел, чтобы не встать, третий зажимал простреленную руку.
Тешиловцы не собирались оставаться в долгу, недаром даже землепашцы-рядовичи проводили по ползимы в лесу, выслеживая проворного зверя, добывая в дом прибыток и отрабатывая княжеское полюдье. Понятно, что самым метким оказался Инвар, сызмальства наученный попадать в плывущие по воде чурочки при волнении на море и много раз применявший свое умение, стреляя в арабов с борта ладьи своего вождя. Его стрелы отыскивали каждого, кто осмеливался высунуться из укрытия, а сам он оставался невредим.
Посылая в полет стрелу за стрелой, юный урман тщился отыскать ненавистного ему княжича Ратьшу, соперника на поле брани и в любви. Один раз ему это почти удалось. Стоявший неподалеку Тойво ясно видел, этот выстрел вполне мог прервать блестящую, бурную жизнь неистового Мстиславича. Но тут вмешалась Войнега. Не выпуская из рук лука, с которым обращалась вполне сносно, она решила подарить Инвару поцелуй. От неожиданности юноша вздрогнул. Тетива ослабла, стрела улетела совсем не туда, куда он намечал.
Тойво про себя рассердился. Глупая девка! Нашла время! Затем, однако, подумал: а простая ли здесь случайность, или дело в чем-то ином? Для себя он решил не спускать с дочки старого Добрынича глаз, тем более, что от его стрел находники пока так и не смогли получить никакого вреда.
Хотя хазары больше привыкли к открытому пространству и лучше действовали в конном строю, они умели штурмовать и крепости, особенно такие небольшие и недостаточно укрепленные, как Тешилов. Защитники града смогли в этом убедиться, когда, прикрываясь щитами, находники стали карабкаться на валы, в то время как несколько десятков наиболее рослых и крепких под предводительством самого лихого княжича приступили к воротам.
Не обращая внимания на сыплющиеся с валов стрелы, которыми уже был утыкан его щит и оплечья доспехов, ловко увертываясь от летящих с забрала ему на голову камней, неистовый Ратьша пробился к самому входу в град, и от ударов его многопудовой палицы содрогнулись не только дубовые створки, но даже окованные железом, прочно вбитые в землю, тяжелые вереи.
— Ну и силища! — с уважением проговорил Чурила, вместе с товарищами подпиравший ворота изнутри. — Чисто Перун-громовержец.
— Скорей Леминкянь у входа в Похьелу! — отозвался Хеймо. — Чтоб ему также сгинуть, став рыбой Туони. И что только честолюбие делает с людьми!