Под звездами
Шрифт:
— Да, меньше нас, но зато какими стали люди за это время! — негромко ответил ему Скиба. — Не люди — кремни! Попробуй-ка возьми их! Такие никогда и нигде не отступят, все вынесут, жизнью своей пожертвуют, а Родину не выдадут врагу!..
Шпагин остановился перед строем, лицо его стало строгим и торжественным.
— Товарищи! Вы сражались за освобождение родной земли героически и самоотверженно, как настоящие советские воины! От лица нашей Родины, доверившей мне командование ротой, за храбрость и упорство в боях объявляю всему личному составу роты благодарность!
—
А когда Шпагин стал называть имена награжденных, поднялся шум, все стали хлопать, кричать «ура». Но вот он прочел фамилию Подовинникова, и шум резко оборвался, никто не знал, как отнестись к сообщению о награждении погибшего. Тогда Шпагин добавил: «...павшего смертью храбрых в бою под Вязниками. Слава лейтенанту Подовинникову!» — И солдаты дружно закричали «ура» и кричали одну, две, три минуты, обратив головы в сторону второго взвода. Казалось, что Подовинников незримо стоит среди своих солдат и смущенно улыбается застенчивой, доброй улыбкой...
Прочитав приказ, Шпагин подошел к Молеву, стоявшему на правом фланге перед первым взводом, и крепко обнял его:
— Спасибо, Молев, за все спасибо, особенно за двадцатое декабря!
— Служу Советскому Союзу! — ответил Молев и растроганно заморгал.
Взяв руку Ромадина, Шпагин тепло посмотрел ему в глаза:
— Что ж, Ромадин: взводом ты командуешь хорошо; теперь к офицерскому званию представлять тебя будем!
Обходя строй роты и пожимая руки солдатам, Шпагин остановился перед Матвеичевым:
— И тебе, Матвеичев, спасибо, тебе я жизнью обязан!
Матвеичев нерешительно протянул Шпагину здоровую левую руку — правая у него была забинтована и лежала на перевязи.
— Ничего, Иван Васильевич, давай левую: она тоже честно потрудилась!..
После команды «Вольно» солдаты окружили Шпагина и подхватили его на руки.
— Ура командиру роты! Качать его! Ура-а!
Став на землю, Шпагин поднял руку. Все затихли. Тоном приказа, но не по уставу от переполнявшего его горячего чувства радости, Шпагин крикнул:
А теперь, товарищи, — снова вперед, за полное освобождение нашей священной земли от фашистских захватчиков...
Весна, ранняя весна!
Снегопады и морозы вдруг сменились оттепелью, и яркое мартовское солнце нежданно затопило землю морем теплого света.
На равнинах снег только слегка тронут теплом, и по твердому белому насту, искрящемуся под солнцем, ленно движутся громадные, словно крылья сказочных птиц, синие тени облаков. На горизонте сквозь голубовато-молочный пар, поднимающийся от разогретой земли, уже чернеет лес, освободившийся от снега; на черных сучьях придорожных берез искрятся и сверкают прозрачные бусинки воды.
На дорогах, плотно укатанных колесами, снег потемнел и местами растаял; в маленьких лужицах и воронках, заполненных весенней талой водой, ослепительно горят осколки солнца. Густым, непрерывным потоком движутся на юго-запад войска, преследуя поспешно отходящие немецкие части.
В этом шумном потоке движется и вторая стрелковая рота — маленькая, но неотрывная капля этого потока. Под ногами ломается и звенит тонкий хрусткий ледок, застывший за ночь в лужицах. Солдаты глубоко вдыхают чистый, прохладный воздух, в котором уже носятся неопределенные, волнующие запахи весны, и улыбаются, и щурят глаза от яркого солнца. И от солнца, сильно пригревающего спину, и от голубого неба, и от сознания того, что они идут вперед, освобождая родную землю, — им хорошо, легко и радостно.
Солдаты идут...
В них не узнать тех неопытных бойцов, которые первыми встретили грудью вражеские полки ранним летним утром сорок первого года. Они исходили с боями тысячи километров, не раз глядели смерти в глаза, видели горький дым пожаров, поднимающийся над родной землей. Они многое пережили, многое увидели, многое передумали, отбивая атаки в траншеях, залитых холодной осенней водой, наступая в зимнюю стужу. Война устроила им Суровую проверку, и они выдержали великое испытание, отстояли свою Родину, и вот теперь идут вперед, опаленные пламенем сражений, возмужавшие, умудренные войной, с несокрушимой верой в победу.
Впереди роты по-прежнему шагает Шпагин, но в роте нет уже многих, с кем он начинал войну на польской границе. В роту пришло с пополнением много новых людей, необстрелянных новичков, но и те в последних боях успели сродниться с ротой, приобрести боевой опыт. И еще будут меняться люди во второй роте — одни убудут, их место займут другие, но нерушимыми останутся традиции роты, останется память о ее славных делах и еще нечто неощутимое, но реально существующее, что отличает эту роту от тысячи других рот и называется духом коллектива, духом роты. Как старый мех придает свою закваску молодому вину, так и вторая рота, вбирая в себя новых людей, передает им выработанные в суровых испытаниях нормы поведения, дух ее героев, переходящие из уст в уста ротные предания о ее славных боевых делах; а все дурное,, ненужное и наносное рота отбрасывает и смывает, как накипь.
« По шоссе навстречу идет пестрая колонна освобожденных людей — в большинстве женщины, старики, дети, подростки. Радостной, шумной толпой спешат они к родным местам. Впереди колонны полощется красный флаг. Это даже не флаг, а кусок кумача, или просто платок, который с риском для жизни прятала от гитлеровцев вот эта ясноглазая девушка, несущая флаг, но этот кусок материи победно пламенеет сейчас и переливается огнем, купаясь в лучах весеннего света. Под флагом собралась группа неунывающей молодежи, оттуда несутся веселые возгласы, смех; юноши и девушки машут руками солдатам, поют услышанную от них сегодня вдохновенную песню: