Под звон мечей
Шрифт:
Затем минуло нисколько лет, в течение которых Сигфрид мирно и счастливо жил со своею супругою и успел почти позабыть об услугах, оказанных им Гунтеру. Но гордая и заносчивая Брунгильда, которая почитала Сигфрида вассалом своего мужа Гунтера, нисколько раз справлялась у него, почему Сигфрид не является к нему на поклон, как другие, а живет в своей земле, как полновластный владыка её, и не присылает Гунтеру ни даров, ни дани? Гунтер каждый раз отвечал жене уклончиво, опасаясь того, что она может угадать его настоящие отношения к Сигфриду и, конечно, не смея пояснить, что он сам гораздо более обязан оказывать почтения Сигфриду, чем Сигфрид – ему. Но Брунгильда не давала ему покоя, продолжая его упрекать в слабости и слишком снисходительном отношении к вассалам, и вот, наконец, Гунтер решился пригласить Сигфрида к ceбе в гости, не сказав о том ни слова жене своей, которая должна была подумать,
По этому поводу отправлены были нарочные гонцы в Нидерланды и вернулись оттуда с известием, что Сигфрид с супругою и приближенными своими вскоре явится ко двору бургундских королей-братьев.
И действительно, вскоре после того, Сигфрид с женою и отцом Сигмундом, окруженный многочисленною и богатою свитою, явился в Вормс, откликаясь на дружеское и родственное приглашение братьев-королей.
Но радость свидания вскоре былa омрачена теми перекорами и даже ссорами, которые, с первых же дней, начались между обеими красавицами-королевами. Гордая Брунгильда, принимая Сигфрида за вассала, обязанного почтением и повиновением воле её мужа, требовала и от Кримгильды приниженного и подобострастного отношения к себе. Кримгильда же, напротив того, проникнута была восторженным почтением к своему супругу и ставила его выше всех витязей на свете. По её мнению, с Сигфридом никто не дерзал думать ровняться, и потому, когда Брунгильда заговаривала о достоинствах и деяниях своего супруга, короля Гунтера, Кримгильда резко возражала ей, что эти достоинства ничтожны по сравнение с доблестями Сигфрида. Этот спор породил в Брунгильде желание проучить Кримгильду при всех и доказать ей вполне очевидно, что её муж не более как вассал и подчиненный короля Гунтера. Для этой цели она решилась воспользоваться первым удобным случаем, который и представился ей, когда в ближайший воскресный день обе королевы – Брунгильда и Кримгильда, со своими свитами, – сошлись у входа в собор.
Брунгильда, даже не удостоив Кримгильду вниманием или поклоном, хотела прежде её войти в собор. Но Кримгильда загородила ей дорогу и сказала во всеуслышание:
– Ты не смеешь войти в собор прежде меня, потому что мой муж знаменитее твоего мужа и более его славен силою и мужеством своим. Если бы мой муж не помог твоему мужу в борьбе и состязашях с тобою, то Гунтеру никогда не удалось бы одолеть тебя… Вот взгляни, в знак победы над тобою, мой Сигфрид снял с тебя тот пояс, которым я теперь опоясана.
Сигфрид клятвою опровергает показания Кримгильды.
Брунгильда бросила быстрый взгляд на пояс Кримгильды, и узнала в нем тот самый, который, действительно, пропал у неё в свадебную ночь… Злоба, стыд и жажда мести разом овладели её гордым сердцем. Она изменилась в лице, и не знала, что сказать, что ответить… А Кримгильда, между тем, быстро прошла мимо неё в собор со всею своею свитою.
Слух об обиде, нанесенной Кримгильдою Брунгильде, быстро распространился по всему городу Вормсу и вызвал самые разнообразные и шумные толки. Брунгильда стала жаловаться мужу и требовала удовлетворения за оскорбление, нанесенное ей. Сверх того, она потребовала у мужа объяснения: каким образом её пояс мог попасть в руки Кримгильды? Гунтер при этом вопросе так смутился, что даже и не знал, что ответить на вопрос жены. Кое-как отделавшись от жены, он, ради своего оправдания, решился на отчаянное средство: – он откровенно рассказал Сигфриду о ссоре их жен, и умолял как-нибудь уладить дело…
Тогда добродушный и благородный Сигфрид, чтобы выручить своего друга-шурина из беды, заявил во всеуслышание, что его жена, Кримгильда, оклеветала Брунгильду без всякого основания и на Гунтера, брата своего, тоже взвела напраслину…
Таким образом, мир был внешним образом восстановлен, и всякие несогласия должны были бы этим закончиться. Но Брунгильда не умела прощать: в её душе затаилась страшная ненависть к Сигфриду и всему его роду. К тому же и Гунтер стал опасаться Сигфрида, который всегда мог выдать его тайну; а при этих опасениях Брунгильде нетрудно было возбудить и поддержать в Гунтере озлобление против благородного Сигфрида; к Брунгильде и Гунтеру, уже озлобленным против Сигфрида, присоединился вскоре ещё и Хаген, – приближенный вассал и правая рука Бургундских королей. Этот свирепый, неукротимый воин, которому милее всего на свете была честь его господина, не мог простить оскорбления, нанесенного
– Но как ты его убьешь?! – сказал однажды Гунтер Хагену. – Не говоря уже о том, что справиться с таким богатырем нам и обоим будет не под силу; но разве же ты не знаешь, какая на нем кожа?
– Какая кожа? – с удивлением переспросил Хаген.
– Его кожа неуязвима для оружия… Она, как рог дикого тура! И на теле его есть только одно место, в которое он может быть ранен… Но никто не знает, где это место.
– Но почему же он покрыть такою кожей? Откуда у него взялась такая дивная природная броня? – спросил изумленный и раздосадованный этим обстоятельством Хаген.
– «В то время, как он убил змея Фафнира, он догадался искупаться в его крови, и эта-то кровь придала такую непроницаемость его коже… Только в одном месте листок, упавший с дерева, прильнул к его телу, и только в этом месте кровь змея его не омочила.
– Так надо бы у него самого или у близких его, хоть как нибудь, похитрее и поискуснее разузнать, – где именно это место? – сказал королю Хаген.
– Подумаем… Посмотрим – попытаем! – отвечал ему Гунтер.
И точно: – придумал лукавую и хитрую затею! Прежде всего он распустил при дворе своем слух, будто один из соседних королей идет на него войною, и обратился к Сигфриду с просьбою помочь ему в войне; и тот, конечно, на это согласился. Кримгильда, нежно любившая Сигфрида, сильно встревожилась, узнав об этой предстоящей войне, тем более, что её около этого времени мучили какие-то странные, мрачные предчувствия. Воспользовавшись этим настроением сестры, Гунтер стал к ней очень нежен, лукаво выхвалял перед нею Сигфрида, называя его своим лучшим закадычным другом, и в то же время выспрашивал у Кримгильды, где находится на теле Сигфрида место, уязвимое для оружия?
– Ты знаешь, как я люблю его, как он мне дорог!.. Так вот и пойми, что я хотел бы знать это место лишь для того, чтобы защищать его от опасных ударов… И если бы я знал, я сумел бы укрыть это место моим щитом!»
Кримгильда же в простоте душевной отвечала ему:
– Это место у мужа моего на спине, между лопатками, так как листок с дерева, под которым он купался в крови Фафнира, упал на это место и крепко-крепко к нему прильнул…
– Так надо бы его хоть чем нибудь обозначить на одежде – чтобы я мог его наглядно знать и постоянно иметь в виду, – продолжал настаивать лукавый Гунтер.
– О! я это сделаю… Я обозначу тебе это место, любезный брат мой! Я нашью шелком кружок на одежде Сигфрида как раз над тем местом, где прильнул листок… И молю тебя – защити, защити его от ударов.
На другой день Гунтер подговорил Сигфрида ехать с ним и со всеми придворными на охоту. Сигфрид, страстно любивший охоту, тотчас согласился на предложение своего шурина, не предполагая даже того коварного умысла, который крылся в этом предложенш. И тщетно старалась его отклонить от этой поездки Кримгильда, которая в последнее время постоянно терзалась самыми мрачными, самыми тягостными предчувствиями…
– Не езди ты на эту охоту, – говорила она со слезами своему дорогому мужу. – Мне так и кажется, что с тобою должно случиться что-то недоброе… Послушай, каше страшные сны мне снятся! То я вижу в прошлую ночь, что на тебя упали две горы, и скрыли милаго от моих глаз… То вдруг представилось мне, что за тобою по пятам гонятся два вепря, что они терзают тебя, и кругом вся трава обагрена твоею кровью… О, не езди сегодня на охоту – останься со мною!
Но добродушный и благородный Сигфрид постарался успокоить свою жену… Совесть его была чиста и свободна от всяких укоров; а потому он и в сердце окружавших его людей не способен был он видеть их черные замыслы. Ласково уговаривал он Кримгильду не тревожиться, обещал вернуться с охоты пораньше; а затем надел свое легкое охотничье платье, привесил меч к поясу, взял копье и щит в руки, простился с женою – и направился с Гунтером и Хагеном на охоту в дремучий Отенсюй лес. Большая свита бургундских королей, псари и загонщики, и стая гончих и других собак, а также и обоз с запасами, все это двинулось вслед за королями и их мрачным спутником, Хагеном.