Подари мне любовь
Шрифт:
Поэтому она без колебаний решила противостоять ледяному приему золовки и, улучив момент, осталась с ней наедине в коптильне. Подойдя поближе, Эрика, не тратя лишних слов, ничего не объясняя, дерзко спросила;
– Если ты все еще ненавидишь меня, почему не протестовала против этой свадьбы?
Кристен была застигнута врасплох, однако, будучи женщиной прямой и решительной, тоже без обиняков ответила:
– Я не…, нельзя сказать, что я тебя ненавижу. Но сомневаюсь, что смогла бы простить содеянное. Может, Селигу это когда-нибудь удастся, по природе он человек
– Неужели до тебя еще не дошло, что, будь в это время в Гронвуде мой брат, скорее всего, он просто повесил бы Селига, вместо того чтобы приказать выпороть? Меня тошнит от того, что приходится постоянно каяться в проступке, вызванном его же оскорблениями! Фрейя сладчайшая, я даже пыталась подсказать ему, что и как говорить, чтобы быть отпущенным. Но Селит, ни на что не обращая внимания, настаивал на правде, которая выглядела так нелепо, что вызвала еще большие подозрения в его виновности. И не говори опять, что Селит никогда не лжет, в тот момент все, что он говорил, казалось совершенно невероятным.
– Ты закончила?
– сухо осведомилась Кристен.
– Конечно, - вздохнула Эрика, - и все как обычно. Что бы я ни сказала, не имеет никакого значения.
– Может быть, но я говорила не о порке, давно забытой, потому что Селиг уже успел поправиться. Мне кажется непростительным другое. Как ты могла быть столь мстительной и жестокой, чтобы смеяться над его страданиями?
– Что?!
– Не пытайся отрицать, Эрика. Он не раз упоминал об этом.
И Кристен со всевозрастающим гневом повторила слова брата:
– Она забавлялась видом моих терзаний. Никогда не забуду ее смех”.
– Это ложь!
– возмутилась Эрика.
– Я даже не улыбнулась во время допроса. Спроси Терджиса. Он там был.
– Я говорила не о допросе. Селит имеет в виду порку.
– Но я при этом не присутствовала!
– воскликнула Эрика.
– Будь я там, ничего бы не произошло! Не сломай мой племянник руку, я сумела бы остановить палача! Меня позвали к ребенку, и я увидела Селига, лишь когда у ворот Гронвуда появилась ты.
– Да, то же самое утверждает и твой брат, но думаешь, я поверю вам, а не Селигу? Если ты говоришь, что все было по-другому, объясни это мужу, но не пытайся убедить меня…
– Зачем?
– перебила Эрика, окончательно выйдя из себя.
– Он не верит ни одному моему слову и, по правде говоря, не больше, чем я доверяю ему, мои доводы все равно ни к чему не приведут. Но спасибо за то, что раскрыла мне глаза. Не знала, что я столь…, мстительна, - с обжигающим презрением добавила Эрика.
Сказав больше, чем намеревалась, она вернулась в зал, оставив Кристен в раздражении и раздумьях.
"Один из них лжет, и, конечно, это скорее Эрика. Но, проклятие ее глазам, как может она казаться столь убедительной…, и невинной?"
Кристен, скорее всего, выбросила бы из головы тревожные мысли, не явись к ней на следующий день Селю с жалобами на жену. Очевидно, Эрика, ничего не сказавшая ему о разговоре с ней, по-прежнему кипела гневом,
Вылетев из комнаты, где в течение часа не смог добиться ни слова от разъяренной жены, Селиг едва не столкнулся с Кристен в коридоре и в полном недоумении спросил:
– Как может она так долго таить злость на ничтожную обиду, когда сама поступила со мной куда хуже, а я уже успел ей все простить?!
– Ты сказал ей это?
– поинтересовалась Кристен.
– Что?
– Что простил ее.
– Я показал ей, - раздраженно бросил Селиг, - попросил все начать заново! Неужели еще стоит тратить слова, давать клятвы, которые, по всей вероятности, будут отвергнуты?! Эрика ненавидит меня! И ей совершенно все равно, что во мне не осталось ненависти.
– Когда это произошло?
– Что?
– Когда твои чувства к ней изменились? Селит, следуя за сестрой по коридору, небрежно взмахнул рукой:
– Какое это имеет значение?
Кристен, тяжело вздохнув, повела его прямо к бочонкам с элем и, налив две полные кружки, усадила брата за ближайший стол.
– Ну-ка рассказывай!
Выражение лица Селига стало холодно-упрямым:
– Ну что тут говорить? Она не желает мне и слова сказать!
Кристен не смогла сдержать улыбку:
– Некоторые мужья посчитали бы это великим достоинством.
– Оставь свои шуточки для другого времени, Крис. У меня не такое настроение!
– Ясно. Не могу только понять, почему муж и жена не могут спокойно поделиться друг с другом тем, что считают самым главным, а избирают для этого других людей.
И тут Кристен заметила, как Эрика, спустившись по лестнице, направилась к ним, и, вместо того чтобы предупредить Селига, довольно громко сказала:
– Если хочешь знать, она утверждает, что ни разу не рассмеялась в твоем присутствии, пока ты был в Гронвуде.
– Я, не осуждаю Эрику за ложь, - фыркнул Селиг.
– Она женщина, а какая женщина признается в собственном постыдном поведении?
Услышав это, Эрика остановилась, но Кристен, слишком разозленная замечанием брата, и не подумала замолчать:
– Ты считаешь нормальным, что Эрика не желает говорить с тобой об этом? Однако именно ее смех взбесил тебя и заставил желать мести. Поэтому лучше расскажи еще раз обо всем, что помнишь.
Селиг угрюмо насупился:
– Я пытаюсь забыть это. Но все время вспоминаю, как она утверждает, будто я оскорбил ее, когда на самом деле все это вовсе не было оскорблением. Я не хотел ее обидеть. Мне была нужна помощь. Как бы я хотел, Крис, чтобы ты была там. Но на твоем месте оказалась она. Моя голова болела. Перед глазами все плыло. Не было никакой возможности думать связно. Я то понимал, кто она и почему велела приковать меня к стене, то терял сознание. И всего-навсего сказал, что мне нужно лечь в постель, в ее постель, если она согласна. Я вовсе никого не оскорблял. Женщины всегда ожидали от меня именно этого, и я просто предложил ей то же, что и всем. Больше мне тогда было нечего предложить.