Подари мне огня
Шрифт:
Я не стал ее огорчать тем, что на стоянке выйти вон довольно сложно. Помимо моей воли внутри поднималось раздражение. Она шляется по клубам, напивается, влипает в неприятности, я ее спасаю — и вот она, благодарность!
— Знаешь что, девочка, я тебе не мальчик для битья. Ты второй раз пытаешься не пойми с чего меня послать. Твои истерики в этот раз ничего не решат.
Ее глаза расширились. Она заколотила маленькими ручками по моей груди.
— Ты идиот! Ты тогда напугал меня до смерти! Я думала, это они! Я думала, что снова они вернулись! Что снова увижу
И она просто захлебнулась в слезах. Казалось, ее прорвало. Всхлипывая, она уже шептала:
— Я боюсь их, боюсь, что снова придут, что снова он возьмет единственного близкого мне человечка за ноги и высунет в чертово окно. Что он его убьет или покалечит. Тебе не понять, никто не поймет.
Она отшатнулась и уставилась на меня стеклянными глазами. Я понимал, что она снова там, снова в том дне, когда ее брата чуть не убил какой-то урод.
Я сделал шаг к ней. Мне до боли захотелось стереть то ее воспоминание, заменить его новым! Я обнял ее, прижал к себе. Моя рубашка уже вся была испачкана ее косметикой. Капли дождя смывали все.
Я так хотел, чтобы они смыли ее страх, ее боль. Она снова всхлипнула:
— Олег, они тогда избили меня. Я так боялась, боялась, что они пойдут дальше, что…
Я не дал ей договорить, сгреб в охапку и поцеловал. Смял ее губы, заглушая ту боль, тот страх, что разрушал ее. Заглушая собственную ярость на этих уродов. Найду, найду каждого, кто посмел хоть пальцем ее тронуть. Найду и посажу на цепь, как собак.
Она вцепилась в меня до боли, кусая мои губы, впуская мой язык в рот. Казалось бы, дождь должен нас остудить, прекратить это безумие, но он обволакивал. Смывал все преграды и оставлял только нас.
Мы словно сошли с ума. Она пьяна. Да она же не понимает, что творит! Но меня это уже мало волновало. Я целовал ее жадно, напирая все больше и глубже, а она отвечала не менее неистово. С ее губ сорвался стон, когда мои руки сжали ее тело.
Она была такой маленькой, и я подхватил ее на руки, не отрывая от нее губ. Мы словно склеились и не могли прожить ни секунды друг без друга. Я понес ее к дому. Мы зашли в подъезд и буквально ввалились в лифт.
Мокрые до нитки, горячие, сгорающие от желания. Еще ни разу я не испытывал подобного ни с одной женщиной.
Еще ни разу ни одна не взрывала мне мозг, не опаляла чувства. Не вызывала такого сумасшедшего желания обладать ею.
Я не помню, как мы добрались до квартиры. Я открыл ее ключом. Мне было плевать, что будет завтра. Плевать на работу и мои планы.
Глядя в эти аквамариновые глаза, я понимал, что пути назад нет.
Глава 18. Маша
Где-то на задворках разума плескалась мысль, что нужно остановиться. Что нужно прекратить это сумасшествие. Но плескалась она в алкоголе, поэтому там же и затонула.
Да и почему я должна останавливаться? Как никогда, я сейчас понимала, что хочу этого мужчину. Хочу принять то, что сейчас он мне дает. И если я расплачусь за это слезами и разочарованием, то пусть.
Но
Я отлепилась от него на секунду и посмотрела в глаза. В них горел огонь, радужка почти слилась со зрачком, отчего они казались черными.
Когда я его увидела, такого красивого, сильного элегантного, то разозлилась. Разозлилась на себя, что так выгляжу, что недостаточно хороша.
Совсем не похожа на тех длинноногих красоток у бара, что весь вечер томно потягивали коктейли за чужой счет. Наверняка после всего произошедшего выгляжу я ужасно.
Грязная, мокрая, растрепанная, неумытая. Босой нелепый гном. Пигалица, как он меня называет.
На мгновенье я растерялась, стыдливо одернула платье, опустила глаза. На мой подбородок легли мягкие пальцы:
— Ты самая невероятна женщина из всех, что я знаю, и ты прекрасна.
Он снова меня поцеловал, увлекая вглубь квартиры. Голова немного кружилась, и я не до конца была уверена, что из-за алкоголя. Он толкнул меня в темное помещение и зажег свет. Это была просторная душевая. Я залилась краской, но гордо вздернула голову. Прочь сомнения.
Олег медленно подошел и провел руками по моей шее. Я сглотнула. Его пальцы одновременно обжигали и успокаивали меня. По телу прошел легкий озноб.
Его руки переместились на спину и расстегнули платье. Оно черной кляксой спустилось к моим ногам. Из белья на мне были только черные трусики, так как с бюстгальтером мой наряд на мне не сходился. Я рефлекторно прикрыла грудь руками, но Олег отвел их в стороны.
— Пигалица, если бы ты только знала, что у тебя самая прекрасная на свете грудь. Она идеальная.
Он взял полушария в обе руки и легонько сжал. Захватил соски и перекатил их между пальцами. С моих губ слетел стон. Внутри все стало просто огненным, а внизу живота словно положили раскаленный камень.
Он продолжал гладить мою грудь, то и дело задевая затвердевшие соски. Чтобы вернуть себе контроль, я трясущимися пальцами начала расстегивать его рубашку. Она вся была в пятнах от моей косметики.
Боже, это же на кого я сейчас должна быть похожа?
Пуговицы плохо мне поддавались, а когда дело дошло до ремня и брюк, я и вовсе стушевалась. К моему смущению, его руки продолжали гладить мое тело, исследуя каждый закоулок.
Еще никто и никогда не касался меня там. Точнее, везде. Это возбуждало и завораживало. Я стояла спиной к зеркалу и не могла видеть себя.
Наконец его штаны упали. И Олег сам стянул с себя трусы. Я, как приговоренная, подняла глаза на уровень его груди. Внезапно мне стало страшно.
Мне! Гинекологу со стажем! Врачу! Что же это я? Простая женская суть оказалась сильнее и трусливо заскулила внутри меня. Возбуждение смешивалось с этой эмоцией, создавая странный коктейль.
Олег меня поцеловал и начал поцелуями прокладывать дорожку к самому низу. В голове промелькнула мысль: как хорошо, что еще в юности я кардинально решила вопрос с эпиляцией.