Подари мне сказку

Лорин Эмми

Лицо Синди внезапно осветилось приятной, доброй улыбкой.

– Конечно. Звучит впечатляюще, правда?

– Да уж. – Беннет улыбнулся, хотя в действительности все это казалось ему просто ужасным. – А твой отец? Может, стоит попробовать какое-нибудь лечение?

– Пробовали, но ему помогают только сильные болеутоляющие средства. А они стоят дорого.

– То есть вам они не по карману.

Синди плотно сжала губы и вызывающе посмотрела на Беннета.

– Почему же? Я могу себе позволить купить отцу лекарство. Я, да и не только я, но и сестра и братья – все мы готовы

помочь отцу. Мы можем положить его и в клинику, но он и слышать об этом не хочет. – Синди задумалась, глаза ее подозрительно заблестели. – Только сейчас уже поздно об этом говорить.

Беннет не понял ее последних слов, поэтому он не удержался и спросил:

– А почему, собственно?

– У этой болезни есть одна особенность: боль со временем может сама по себе пройти, но последствия останутся на всю жизнь. – Синди часто заморгала. – Его позвоночник так и останется искривленным, и с годами отец будет все больше горбиться. Чем тут поможешь?

– Ужасно. – Беннет не нашел, что еще можно сказать в такой ситуации.

– Да, это ужасно, – кивнула Синди, а затем бодрым голосом продолжила: – Отец неисправимый оптимист: он шутя относится к своей болезни и не обращает на нее внимания.

Беннет покачал головой: «Того, кто считает, что ко всему можно привыкнуть, даже к петле, если висеть в ней долго, нельзя назвать оптимистом. Слишком много черного юмора, которым он, наверное, прикрывает свое отчаяние».

Но как светились глаза ее отца, когда он разговаривал с ним! Синтия все же права: если бы этот человек не был оптимистом, не верил в жизнь, то просто опустил бы руки и не смог работать.

Беннет вспомнил, что тот, несмотря на сгорбленную спину и больной позвоночник, был высоким человеком. Молодой, здоровый и тоже высокий Беннет уступал ему в росте.

– Не хочешь еще кофе? Что-нибудь на десерт? – Звонкий голос Синди вывел Беннета из задумчивости. – Моя сестра напекла пирожков с черникой, а они у нее удаются на славу.

– Нет, спасибо, – отказался Беннет. Он допил молочный коктейль. Мысль об отце Синтии не давала ему покоя. Он любил во всем ясность и считал, что с первого взгляда может составить о человеке верное представление. Кажется, сегодня он впервые ошибся: ее отец – мужественный человек, а черный юмор ему просто помогает бороться с тяжелой болезнью.

Наблюдая за тем, как Синтия убирает со стойки пустые тарелки, Беннет подумал, что по характеру она точная копия своего отца. Она не унывает, выглядит веселой и жизнерадостной.

Беннет потер лоб. «Самое странное – то, что я почему-то вообще думаю об этом. Их жизнь меня не интересует. Наверняка мы больше никогда не встретимся».

3

«Наверное, мы больше никогда не встретимся», – убирая со стойки посуду, Синди отрешенно наблюдала, как темно-серая машина Беннета выезжает на дорогу. Она грустно вздохнула.

«А какая, собственно, разница, встретимся мы или нет? Он – случайный посетитель, который проезжал мимо, – подумала Синди. – Самонадеянности у него на десятерых. Но когда он шутил и смеялся, то становился обычным человеком. Видно было, что он не зазнайка».

Да,

Бен ей понравился. Он был не только симпатичным, но и интересным.

Если честно, то Беннет Гэнстер был первым мужчиной, по которому она грустно вздохнула, когда тот уехал.

«Корабли уходят в ночь…» – подумала Синди и улыбнулась.

– Синди, тебе надо поменьше читать, – громко сказала она себе. – У тебя голова забита всякими глупостями.

Рассмеявшись, она отправилась мыть посуду, оставшуюся после отплытия «корабля».

Но до конца дня Бен не шел у нее из головы. Она вспоминала его улыбку и громкий смех, взгляд темных глаз и отливающие золотом волнистые волосы. Ей нравилась его спортивная, стройная фигура, неторопливая походка, мягкие движения.

Раньше Синди не обращала внимания на руки мужчин. У местных парней, основных посетителей кафе, руки были грубые, задубевшие от тяжелого труда – нормальные руки работяг. У Бена руки были ухоженные, но чувствовалось, что они сильные и крепкие.

Она подумала, какое, должно быть, удовольствие – очутиться в его объятиях, ощутить бережное, ласкающее прикосновение его ладоней.

«Женские мечты, иллюзия, да просто бред», – оборвала она свои фантазии, пообещав себе, что больше не будет о нем думать.

Обычно она закрывала кафе в шесть, но последнего посетителя удавалось выпроводить только к половине седьмого.

– Привет, – бросила ей Джесс, войдя на кухню через заднюю дверь. – Ты чем-то расстроена?

– Да нет, просто устала. – Синди смахнула рукой со лба капельки пота и тяжело опустилась на стул.

Не тратя времени даром, Джесс подошла к столу и начала раскатывать деревянной скалкой тесто.

– Ты выглядишь не лучше, – сказала Синди, глядя на ее лицо, раскрасневшееся от жары. – Какие пирожки ты хочешь испечь сегодня?

– Яблочные, – ответила Джесс, продолжая раскатывать тесто. Наконец она выпрямилась и отложила скалку. – Я подумала, что нам следует разнообразить меню и предлагать посетителям более широкий ассортимент блюд.

– Господи, где ты набралась таких слов? Наши посетители сметут в одно мгновение все, что ты сделаешь, – усмехнулась Синди, – если, конечно, отец не доберется до них первым.

Джесс рассмеялась.

– Он уже честно предупредил меня, что все съест сам. Говорит, что я пеку не хуже, чем мама.

– Он прав, – согласилась Синди. – Ты прекрасно готовишь.

Джесс благодарно улыбнулась.

– Спасибо, Синди.

– Не стоит, ты действительно здорово печешь пироги.

Странная вещь – Синди с удовольствием занималась стряпней, но не считала, что этим можно гордиться. Джесс тоже любила готовить, особенно возиться с тестом, но при этом была уверена в том, что делает важное дело. У нее получались бесподобные пирожные и булочки. И тем не менее она наотрез отказалась от предложения Синди взять управление закусочной в свои руки. Вероятно, посчитала, что с ее стороны это будет нечестно, ведь Синди старшая сестра. Она была вполне довольна тем, что «совершенствовалась в кулинарном мастерстве выпечки тающего во рту десерта для дома и посетителей закусочной».