Подари мне жизнь
Шрифт:
— Пошли отсюда, — вновь повторил Костя, на сей раз почти силой увлекая за собой Риту.
Слух о том, что санитар Константин Щеглов выиграл в лотерею Джек-пот двести сорок два миллиона рублей, а потому увольняется из больницы и уезжает в Израиль, как масляное нефтяное пятно расползался по коридорам этого медицинского заведения. Утечка «информации» произошла от Мити, который еще и «пошалил» в духе писателя-фантаста. Но сотрудники и коллеги восприняли это известие по-разному. Одни искренно радовались, другие завидовали, третьи огорчались. К числу
— А институт как же? — спросил он Костю, встретив того на этаже. — Ты прирожденный врач, тебе надо образование получать.
— А я готовлюсь, — ответил Костя, еще «не врубаясь» в причину столь странного тона, с которого начал разговор Петр Петрович. Реаниматор смотрел на него как-то презрительно, даже гневно.
— «Капусты», говорят, много срубил, — продолжил тот. — Теперь поедешь задницу на Красном море греть и мацу лопать?
— Чего-то я вас не понимаю, Петр Петрович? — пожал плечами Костя. — У нас на даче нынче с капустой неурожай.
— A-а… ну тебя! — махнул рукой реаниматор и пошел прочь.
Зато другой врач, тот самый, дежуривший февральской ночью в приемном покое, Николай Семенович Климакович, воспылал к санитару запоздалой симпатией. Он задержал Костю в коридоре и зашептал:
— Все знаю, молодой человек. Горжусь. Верю. Поздравляю и советую поспешить с отъездом. В этой стране вам, да и мне тоже, всем бла-ародным людям ничего не светит. Провались она пропадом! Страна рабов, подлецов и казнокрадов. Еще дураков, махровых черносотенцев и бандитов. Недобитых красно-коричневых и сталинистов. Жить здесь нельзя, только прозябать. У меня тетка в Хайфе, скоро и я вслед за вами рвану. У меня есть идея: открыть там геммороидальную клинику, я ведь проктолог. Если мы объединим ваши капиталы и мои идеи — то протрубим иерихонской трубой. От клиентов отбоя не будет. Как, а? По глазам вижу, что согласны.
Константин отшатнулся от него, как от чумного, и поспешил в административный корпус. Нес он туда заявление об уходе. В приемной Красноперова секретарша передала ему направление в мединститут.
— Геннадий Васильевич подписал, — сказала она. — Хотя зачем тебе теперь учиться? Ты же миллионер. Сколько, интересно, это будет в баксах? А почему именно в Израиль, места лучше не нашел? Отправлялся бы сразу во Флориду.
— Ты, Галина, тоже башней накренилась? — совсем опешил Константин. — Или вирус какой по больнице бродит? Геннадий Васильевич у себя?
— Проходи, он с тобой сам поговорить хочет, — ответила секретарша и заиграла на клавиатуре компьютера.
Главный врач поглядел на Костю со стариковской суровостью, заявление прочитал, но подписывать покуда не спешил.
— Почему? — коротко спросил он.
— Так складываются обстоятельства, — уклончиво ответил санитар.
— А мне говорили, ты в Израиль лыжи навострил. Деньги какие-то большие выиграл. Чуть ли не целое состояние. Так пожертвуй на старый корпус, там крыша течет.
— Насчет денег — брехня! — сказал Костя, уже начиная догадываться, откуда ветер дует. — Это вам, наверное, Галочка на хвосте принесла? Есть тут у нас один шутник-выдумщик, романы по ночам пишет. А вот что касается Израиля — правда.
— Понимаю. Причина уважительная, — Красноперов побарабанил по столу пальцами, задумался. — Не знаю даже, чем тебе и помочь. Попробую связаться со своими друзьями. Один из них подобные операции здесь делает, другой — там, в Тель-Авиве. Что-нибудь придумаем. Если не получится тут, тогда, конечно, поезжай. А пока оформляй документы на выезд, дело это хлопотное. И вот еще что. Поступай-ка ты, братец, не в медицинский, а в менделеевский, на химию. На заочное отделение. Если уедешь в Израиль, то, когда вернешься, переведем тебя в мед. Так-то оно лучше будет.
— А если — не вернусь? — спросил вдруг Костя.
Главврач посмотрел на него в упор и усмехнулся.
— Вернешься, куда ты денешься? Такие, как ты, — всегда возвращаются. Им на чужбине плохо.
Константин решил быть с Красноперовым откровенным до конца.
— Геннадий Васильевич! — произнес он, набравшись духа. — Мне предложили работу в одном денежном месте. А бабки позарез нужны! Один дифлюкан для сына полторы тысячи баксов стоит. Я еще и поэтому решил уволиться.
— Что за место? — поинтересовался главврач.
— У Мамлюкова.
— У этого прохиндея? — Красноперов даже поморщился от досады. — Имени его слышать не могу. Всю нашу фармацевтику развалил, а на обломках свою империю создал. Да только фасад-то у нее фальшивый, картонный. Это — страшный человек, я тебе честно говорю. По нему не только тюрьма, гильотина плачет. Сколько уже людей от его липовых лекарств погибло! А теперь вот пытается протащить на рынок методон.
— Что это? — спросил Костя.
— Отрава. Уверяют, что он снимает наркотическую зависимость от героина. Прекращает ломку. А на деле — все наоборот. Человек привыкает к методону за два-три приема. И уже не может без него жить, бежит в аптеку и отдает за него последнее. Такой же наркотик, как и все прочие.
— Почему же его не запретят?
— У Мамлюкова большие связи и в Минздраве, и в Госдуме. Пока вопрос о методоне открыт, но, боюсь, вскоре он появится на всех аптечных прилавках. Да мы в медицинской академии уже несколько открытых писем подписали — и в газеты, и в Кремль, и в Думу — все без толку! Сильное лобби. Тут крутятся огромные деньги, бешеные, несравнимые даже с оборотом простых наркотиков и торговлей оружия. Кому-то очень хочется заработать миллиарды долларов и посадить всю молодежь России на иглу. Сказано же: не надо воевать со страной, такой, как Россия, достаточно лишь развратить и оглупить ее молодое поколение. Тогда приходи — и забирай все голыми руками.
Константин, выслушав Геннадия Васильевича, даже крякнул от изумления.
— Прямо какой-то заговор! — вырвалось у него.
— Дело тут не в масонах, а в элементарном отсутствии совести, — усмехнулся главврач. — Когда на кону стоят огромные барыши такие, как Мамлюков, и мать родную в землю закопают и спляшут на ней. Хоть «барыню», хоть «гопак», хоть «семь сорок». Что прикажут.
— Хорошо, что вы мне об этом рассказали. Тогда я, конечно же, к Мамлюкову работать не пойду.