Подари мне жизнь
Шрифт:
С первого этажа меня, ругаясь, забирала наша палатная акушерка. Оказывается, мне ещё нельзя было разгуливать так долго. Оказавшись в своей палате, улеглась в постель и принялась думу думать. Сейчас передо мной две задачи - жилье и деньги. Снимать здесь, в областном центре всегда было очень дорого, тем более, на короткий срок. И деньги… у родителей сейчас тоже лишних нет, но они, при необходимости, найдут. Но мне было стыдно. Почему они должны платить за мои проблемы? Деньги у меня будут, но позднее, а пока мне надо самой позаботиться об этом.
И я решительно взяла в руки телефон. Где-то у меня были номера моих однокурсниц, которые после универа остались здесь, в городе. Правда, они все педагоги,
И встречала меня на выписке Софа с мужем на своем автомобиле. С цветами и коньяком. Все это я отправила в детскую реанимацию. Сегодня с утра три часа просидела возле Тимки, объясняя малышу, что мама никуда не пропадет, она обязательно каждый день будет приходить к нему. Он, казалось, понимал и отвечал мне по-своему, меланхолично наматывая на себя кучу разных проводов от аппаратуры.
В квартире было чисто и пахло свежей уборкой. Софа подтвердила, что они с Давидом с утра тут бегали с тряпками и пылесосом. Необходимая мебель и бытовая техника в квартире были, а больше мне ничего и не надо. В кухне Софа сгрузила на стол два здоровых пакета из супермаркета с продуктами, озабоченно сказала, что на первое время мне хватит, а потом она ещё привезет. Оставив мне ключи, они уехали, оставив меня одну в пустой чужой квартире.
Наверное, мне давно надо было остаться одной, чтобы выплеснуть все то, что накопилось внутри души за последние недели. Получалось, что я все время на людях и держу все эмоции в себе. Закрыв за подругой и ее мужем дверь, я вернулась в комнату. Постояла молча, но вдруг накатило такое состояние, до дурноты, до мешающего кома в гортани, не дающего дышать…
Упала на колени возле дивана, потом, в какой-то момент, сползла на пол. Я не просто плакала, я выла, засунув кулак в рот, чтобы приглушить крик, каталась по полу, как капризное дитя. В этих слезах я выплескивала наружу все, что копила в себе, что скопилось внутри. И то нелегкое решение, что пришлось принять, и страшное расставание, свое разбитое, кровоточащее сердце, рана в котором никак не хотела излечиваться временем, свою несбывшуюся любовь. Страх за жизнь малыша, которому предстоит расти без отцовской любви и защиты.
Не знаю, как люди умеют плакать красиво, хрустальными слезинками. Я ревела самым плебейских образом, до отекших глаз, распухшего носа, до икоты и полного изнеможения. Кажется, я так и уснула на полу. Потому что, когда более-менее пришла в себя, за окном уже синели ранние осенние сумерки и болел бок и рука, которые я отлежала в своем беспамятстве.
Я перевернулась на спину, чувствуя внутри себя опустошение и, как ни странно, лёгкость. Тупо глядя в потолок, подумала: «Вот и закончилась моя седьмая жизнь. А восьмую я, похоже, угробила на то, чтобы мы с Тимкой остались живы. Все, больше мне нечем рисковать. Поэтому хватит себя жалеть взахлёб. Пора принять действительность такой, какая она есть. Я не одна. У меня есть сын. Вот ради него я и буду жить. Назло судьбе и всем, кто встанет на моем пути. Так что, Рита, отбрасывай в сторону чувства, несбыточные мечты о счастье. Вон оно, твое оставшееся на всю жизнь счастье, лежит в кювезе в больнице! Живи только реальностью! А теперь вставай, приводи себя в порядок. Тимке нужна здоровая мама.
И я, кряхтя, поднялась с пола. Нашла свой телефон,
Все, теперь надо ложиться спать. Завтра напряжённый день предвидится. С утра в больницу к Тимке, потом садиться за переводы. Деньги сами с неба не упадут. Пахать надо. Немного поворочалась в незнакомой постели и в самом деле уснула. Сегодня первый день, то есть ночь, за долгие месяцы, без моего персонального кошмара - зала отлёта аэропорта Инчхона.
Так и потянулись мои дни в Иркутске - едедневный поход в больницу, небольшие пробежки до ближайшего супермаркета, и работа до изнеможения, до мельтешения в глазах. От текстов, даже самых разборчивых и внятных, уже тошнило. Но за это платили. И, к моему удивлению, неплохо. Хватало не только на нужды Тимки и мое скромное пропитание, но и на то, чтобы я понемногу покупала необходимые вещи для сына - одежду, теплый конверт для выписки и так далее. Мама звонила, сказала, что кроватку и коляску для прогулок они уже купили, чтобы я не волновалась.
Кстати, родители устроили нам с сыном сюрприз. Когда я сообщила им, что мне нужна одежда, чтобы мама прислала, они просто в выходной приехали сами на своем автомобиле. Привезли все, что было необходимо, уйму продуктов - чтобы я не тратила деньги и время на готовку. Навестили и Тимку в больнице. Малыш понемногу набирал вес и шел на поправку. Активно сосал смесь из бутылочки, дышал сам.
И не выглядел так пугающе, как в первые дни. Спал отек с лица, цвет кожи тела приближался к обычному, розовому. Хотя он явно будет смугловат по сравнению со мной. Да и черты лица явно носили корейский характер. Только глаза были почти европейские, со вторым веком и такого же отчаянно синего цвета, как у меня. Дед был в восторге - это от него я унаследовала этот цвет глаз, а теперь и внук. Бабушка и вовсе вся растеклась в счастье от вида внука.
Как и обещала парням, делала селфи, когда ходила по улицам Иркутска, делала фото и видео наиболее красивых мест города. Обязательно сняла видео с красавицей Ангарой. Не только Хан красивая и большая река. Софа с мужем ездили на Байкал на выходные, прислали много видео. Я и эти видео отправляла Чону, пусть убедятся, что у меня все хорошо, я выздоровела.
Так прошло два месяца. Мне, наконец, сообщили, что Тимку переводят в обычную педиатрию, и меня госпитализируют вместе с ним. Я была на седьмом небе от счастья! Нам предстояло ещё пару недель провести в стационаре, пройти обследование у узких специалистов - окулиста, сурдолога, гематолога, хирурга… а потом нас выпишут домой, под неусыпный надзор участкового педиатра.
В назначенный к выписке день за нами приехали счастливые бабушка с дедушкой. На улице уже стояли устойчивые морозы, как-никак катился ноябрь. Тимка весил уже аж два килограмма двести грамм. Нижняя граница допустимого к выписке веса. Но малыш был активный, и все функции у него работали исправно. Закутанного в теплый конверт младенца торжественно вручили деду, и он осторожно нёс его к автомобилю. Уже передавая мне Тимку, папа поинтересовался:
– Ритуля, а туда точно ребенка положили, не забыли? Что-то я никакого веса не почувствовал!