Подари себе рай (Действо 3)
Шрифт:
– Была поэзия, и были поэты!
– "Неистовый Роланд" Лудовико Ариосто, - Элис сказала это задумчиво, словно говорила сама с собой.
– Fantastiko!
– пораженный, Энрико с восторгом смотрел на девушку.
– Разве вы знаете итальянский?
– недоуменно вопросил Андерсон.
– В университете я слушала курс итальянской литературы и, разумеется, учила язык. Без этого разве можно по-настоящему ощутить прелесть творений мастеров?
– И вы читали эту поэму в оригинале?
– Ферми недоверчиво улыбался.
– Не только ее. И ее предшественницу - поэму Маттео Боярдо "Влюбленный Роланд" со всеми ее легендами...
– И милыми фантазиями и героической патетикой!
– подхватил
– Бог троицу любит!
– Элис повернула лицо к Ферми, наморщила лоб, вспоминая что-то. Обрадованно вздохнула: - Ну, конечно, - Франческо Берни. Он же сатирик, на свой лад переписал "Влюбленного Роланда"!
– Не был бы я женат на моей несравненной Лауре, я бы в вас обязательно влюбился!
– Ферми поцеловал руку Элис. Протянул мечтательно: Пятнадцатый-шестнадцатый век... Тогда люди и думали, и любили, и создавали поэмы иначе, ей Богу, иначе. Стихи были божественными. А нынешние... За все, абсолютно все нынешние вирши я не дам и одну, самую простенькую ЭВМ.
– А вдруг появится на современном материале "Божественная комедия"! говоря это, Сергей подмигнул Андерсону.
– Пусть даже одна ее часть - "Ад", "Чистилище", "Рай", хоть одна!
– я первый во весь голос приветствовал бы рождение нового Алигьери. А так... Ферми пренебрежительно поморщился.
– У меня ни времени, ни желания нет читать все эти убогие бестселлеры. Признаюсь, и это касается не только литературы, главным источником моей общей культуры была Детская энциклопедия, добротная и ярко, красочно оформленная.
"Да, в наше время формирование гения широкого профиля, каким был Леонардо Да Винчи, пожалуй, невозможно, - подумал Сергей.
– И однобокость объяснима неведомым ранее расцветом, прогрессом всех наук". Элис задавалась иным вопросом, слушая откровения Ферми: "Может ли даже такой великий ученый, как Энрико, быть причислен к бессмертной когорте Гуманистов - в понимании этого термина в эпоху Возрождения? Для тех целью всех их деяний был человек, личность, индивидуум, его свобода, расцвет, благоденствие. Во имя чего вершит свои открытия Энрико Ферми? И другого я никак не могу определить. Говоря языком обывателя из Бостона или Палермо, добрый он человек или не очень? В среде этих физиков только и разговоров о создании атомной бомбы. Может добрый человек участвовать в создании такого оружия, которое - по словам тех же физиков - будет способно сбросить все человечество в черную бездну небытия?"
Человек так задуман и сотворен, что ему не дано заглянуть в будущее даже на мгновение. Иначе у Элис не возникало бы подобных вопросов. Всего лишь несколько лет спустя трое Великих - Эрнест Лоуренс, Энрико Ферми и Роберт Оппенгеймер - призвали администрацию США сбросить атомные бомбы на Японию. Они были не просто ученые-физики, они были членами правительственного Совета по ядерным делам. И они знали, что подобная акция настоятельными соображениями военной целесообразности не вызывается.
Пока же Элис, Сергей, Генри и Энрико сидели за клубным столиком, пили сок и упивались стихами солнцеподобного Ариосто. По просьбе Элис Ферми прочитал еще один отрывок из "Неистового Роланда". И, уже прощаясь, сказал, обращаясь почему-то к Сергею: "Был и еще один физик, мой соотечественник, обожавший того же поэта". Сергей с интересом смотрел на Ферми: "Амальди? Розетти? Сегре? Бернардини? Коккони?" Теперь и Энрико не без удивления, смешанного с любопытством глядел на русского. "Не физик, а работающих в ней у меня на родине, в основном - одаренную молодежь - знает. Чудны дела твои, Господи. И неисповедимы пути". Ответил с расстановкой, чеканя слова: "Нет, не они. Хотя и среди них, возможно, есть почитатели Ариосто. Того, кого я имел в виду, звали Галилео Галилей..."
В середине декабря после очередной теннисной баталии, Ферми сказал Сергею:
–
И Элис в который уже раз восхитила его застенчивая, совсем детская улыбка.
– Разве клуб закрывается?
– Сергей удивленно вскинул брови, посмотрел на Генри, Элис.
– Клуб работает, - успокоил его Ферми.
– А вот я с семьей, Генри, еще несколько сотрудников - мы все едем на неделю в горы - Green Mountains! Про Вермонт говорят: "Там девять месяцев снегa и лишь три - скверный санный путь".
– Это точно сказано, - засмеялась Элис.
– Правда, я сама там не была, но моя тетка живет в столице штата Монтпилиери. Там Рождество всегда "белое". Даже в марте в долинах лежит снежное одеяло.
– У нас на Дальнем Востоке Колыма-река есть, - Сергей сказал это потому, что природная аналогия напрашивалась сама собой. И вдруг смолк он-то хорошо знал, чем печально знамениты те места.
– И что же?
– Генри смотрел на Сергея вопрошающе.
– Да, - поддержала его Элис, - есть Колыма. И...
– Песня поется, - невесело продолжил Сергей.
– "Колыма ты, Колыма. Золота планета: десять месяцев зима, остальное - лето".
– Похоже, - заметил, подумав, Ферми. Спросил: - Вы лыжи любите?
– Еще как!
– Сергей чуть было не выпалил, что два года подряд был чемпионом академии.
– Я... и горные, и равнинные.
– Присоединяйтесь к нам. Говорят, Новая Англия сказочно красива!
– это сказал Генри, который был тайно влюблен в Элис, и Ферми одобрительно кивнул. Собралось человек двадцать пять и "папа" арендовал новенький автобус. Сергей и Элис решили ехать на "Обворожительном" и хотели через Генри передать приглашение Энрико и Лауре расположиться в комфортабельном "бьюике". Андерсон хмыкнул, ответил как человек посвященный: "Вы не знаете "папу". Скромность врожденная. Ненавидит выделяться сам и терпеть не может выскочек. И еще - как он бросит коллег! Нет, если не хотите пасть в его глазах, забудьте об этом предложении. Вы - другое дело. Вы же не физики".
Даже на отдыхе Ферми каждый день выкраивал полтора часа для проведения лекций-экспромтов. В самой непринужденной обстановке он заводил разговор об актуальной проблеме, которая стояла перед его группой. И начинались удивительные спонтанные ответы мэтра, выливавшиеся в виртуозную лекцию. И превращались в научные бриллианты, которые "папа" щедро вставлял в бесценную корону драгоценного отдыха. Дневные лыжи, вечерние прогулки, веселые вечеринки, программу которых - каждый раз непохожую на предыдущую изобретал неистощимый на забавные выдумки Генри, неудержимо проносились картинками радужного калейдоскопа. Элис и Сергей не пропускали ни одной лекции Энрико. Ни он, ни она не понимали и десятой части того, о чем говорил Ферми. Но очевидная гениальность его импровизаций (пояснительный сеанс Генри - после каждого явления "папы" физикам - давал Элис и Сергею), но уникальная атмосфера таких сугубо профессиональный встреч, но созидательная стратегия каждого такого полуторачасового похода за Истиной потрясали.
– Иногда, когда я его слушаю, мне становится по-настоящему страшно, сказала как-то Элис и Сергея поразила поистине библейская печаль в ее голосе.
– Ведь то, к чему он идет в своей науке, семимильными шагами приближает к нам вселенский Армагеддон.
– Он приближает его на стороне сил Добра, - возразил Сергей, - чтобы они в решающий час не остались безоружными перед силами Зла.
– От сил Зла он бежал, это справедливо.
– Не он один. Однако, и там осталось немало могучих умов. Вопрос в том, на чьей стороне их окажется больше и, что тоже немаловажно в науке, кто будет удачливее, выберет точный, кратчайший путь и быстрее получит искомые результаты.