Подарить вам город
Шрифт:
– Я люблю дождь, - ответила она без всякого выражения, как отвечают на риторический вопрос: "А вы не голодны?"
Они сели в троллейбус и куда-то поехали. Лавров ни о чем больше не спрашивал, решив потерпеть до удобного случая, а там как-нибудь отделаться от своего гида. Он не сомневался, что и ей его общество так же тягостно и что она выполняет лишь просьбу своего шефа.
– Вон, видите, Сергей Семенович, сфинксы, - услышал он вдруг и с изумлением оглянулся на свою спутницу: откуда она знает его имя?
– А?
–
– Сфинксы?
Сфинксы остались где-то позади.
– Вы в какой хотели бы жить гостинице?
– спросила она спустя минуту и вновь посмотрела на него внимательно, изучающе. Лавров понял, что ей почему-то важно, какую он назовет гостиницу, но все названия, а он утром объехал с полдюжины, не меньше, выветрились из головы совершенно, и он сказал с усмешкой:
– В ленинградской, конечно.
Она с серьезным видом кивнула - хорошо, заказ принят, и чуть улыбнулась, из чего Лавров понял, что его шутку она оценила.
Но оказалось, что есть на самом деле такая гостиница - "Ленинградская". Туда она его и привела.
Перед администратором, разумеется, стандартная табличка: "Мест нет". Однако его спутница сказала: "Посидите, пожалуйста" - и подошла к барьеру. Разговаривала она с администратором довольно долго, ему даже стало жаль ее - чего она впустую тратит время?
– как вдруг Томи вернулась и подала зеленый листок:
– Заполните, пожалуйста. К сожалению, номер только двухместный.
"Господи, матерь богородица!
– молитвенно воскликнул Лавров, уже испытавший все муки бескоечного командированного.
– Да мне бы хоть в двадцатиместном..." Но вслух он выразил изумление:
– Как вам удалось уговорить эту тигрицу?
– Я ей сказала, что вы в Ленинграде впервые, что приехали по важному делу и что у вас очень мало времени, поэтому вы и хотите поселиться в центре, на Исаакиевской площади, - серьезно, без малейшего намека на улыбку говорила Томи, а пораженный Лавров смотрел на нее, не зная, что делать. Благодарить? Хохотать во все горло? Да он утром не только объяснял, что приехал впервые, что приехал по важному делу, что всего на три дня... Он всем этим мымрам показывал телеграмму с вызовом! Шоколад подсовывал...
– Ну, знаете, - рассмеялся Лавров наконец и в порыве благодарности протянул своему гиду шоколад.
– Я потрясен.
Шоколад она взяла, поколебавшись, и спрятала в карман плаща.
– Я вас подожду здесь, ладно?
– сказала она, глядя в пол.
Пообедали они тут же, в соседнем доме была столовая. Впрочем, обедал он один. Томи заказала себе лишь Черный кофе.
– Не хочется, - сказала она и объяснила, почему не хочется: - В этом доме "Астерия".
– Ну и что?
– удивился Лавров, а про себя подумал: "Плохо готовят здесь, что ли?"
– В "Астории" жил Есенин, - ответила она на его "ну и что?", чуть запнувшись на слове "жил".
– Он жил здесь в последний раз, - не очень внятно и опять споткнувшись, теперь уже на слове "последний", объяснила она, и Лавров наконец сообразил:
– А! То-то мне знакомо это название... Значит, он здесь и покончил с юдолью земною?
Она ничего не ответила и отвернулась к окну. А он почувствовал, что есть ему в этой роскошной столовой расхотелось совершенно.
– Что бы вы хотели посмотреть в Ленинграде?
– спросила она, когда они вышли из столовой под дождь.
– Ну что... Музеи, конечно.
– В Ленинграде сорок восемь музеев, - сказала она, чуть улыбнувшись.
– Вот как? Ну тогда в Эрмитаж.
Она подумала о чем-то своем и стала рассказывать об Исаакии, о его архитекторе Монферране, о памятнике Петру I, напротив которого они стояли... А потом вдруг перебила сама себя:
– Давайте лучше пойдем в Русский музей.
– Всегда готов!
– шутливо отсалютовал Лавров и взял своего гида под руку.
После обеда настроение у Лаврова исправилось совершенно. Да и почему бы нет? Номер в гостинице отличный, с видом на этот самый Исаакии, о котором она наговорила столько любопытного, обед тоже был превосходный... Так почему не сделать приятное для пичуги, которая все это ему организовала? Русский так Русский, пешком так пешком. Вот только дождь...
– Вы в самом деле любите дождь?
На этот раз он, кажется, угадал - его спутница оживилась.
– Вам повезло, - сказала она с улыбкой.
– Настоящий Ленинград можно увидеть только в такой дождь. Видите, - обвела она вокруг себя рукой, как смягчены, размыты все краски и линии? Он и есть такой, мой город, мягкий, нежный...
– Ого!
– воскликнул Лавров.
– Вы прямо как в любви объясняетесь.
– А я люблю мой город.
– В ее голосе прорвались вызывающие нотки.
– И вы, если бы пожили дольше у нас, тоже бы его полюбили.
– Да? Возможно, - согласился Лавров и вновь, теперь уже с интересом, оглядел своего гида: высокий чистый лоб, на бровях блестят капельки дождя... "А в ней, пожалуй, что-то есть, - решил он.
– Да и лет ей не меньше двадцати пяти", - сообразил он, разглядев у глаз морщинки, и это открытие неизвестно почему его обрадовало.
Русский музей поразил Лаврова своей грандиозностью, пышностью, бесконечностью...
– Откуда вы все это знаете?
– окончательно запутавшись в именах художников, в картинах, течениях, школах и модах, сказал Лавров, и против воли в его голосе прорвалось раздражение. Она уловила эти нотки раздражения, бросила на него внимательный, а ему показалось - насмешливый взгляд и взяла его под руку:
– А Эрмитаж в два раза больше Русского. Пойдемте, я устала.
Они присели на диванчик в зале Айвазовского, и Лавров сообразил, что этот отдых она устроила не себе, а ему.