Подарки фей
Шрифт:
«Мы пришли, – говорит Сеятель, – чтобы узнать, будет ли война с людьми короля Георга. Но мы слышали, что сказал наш отец другим белым вождям. Мы унесем его слова в своем сердце и перескажем их своему народу».
«Нет, – говорит Большая Рука, – это был разговор только белых вождей, и пусть он останется между нами. А вашему народу от меня передайте одно: войны не будет».
Джентльмены уже поджидали его, и вожди не стали задерживать президента. Только Сеятель все же спросил:
«Большая Рука, ты видел нас за деревьями?»
«Еще бы, – усмехнулся тот. – Не ты ли учил меня, когда оба мы были молоды, всегда заглядывать за деревья?»
И он ускакал.
Молча мы сели на своих пони и молча пустились в обратный путь. Добрых полчаса прошло, пока Сеятель заговорил.
«В этом году мы устроим праздник маиса, – сказал он Красному
Этим дело и кончилось.
Фараон замолчал и поднялся на ноги.
– Да, – сказал Пак, тоже вставая. – И что же в конце концов из этого вышло?
– Не забегай вперед, – рассеянно произнес Фараон. – Смотри-ка, я и не знал, что уже так поздно. Ишь как на том баркасе торопятся к ужину.
Дети посмотрели на потемневший пролив. Чей-то баркас, покачивая зажженным фонарем, не спеша скользил к западу, где перемигивались огоньки на Брайтонском пирсе. Когда они обернулись, вокруг было пусто.
– Там уже, наверное, все упаковали, – сказал Дан. – Завтра в это время мы будем дома.
Священник поневоле
Дети вернулись домой с побережья – и наутро первым делом отправились осматривать свои владения: всё ли на месте? Оказалось, что старый Хобден заделал при помощи жердей и колючих веток все их любимые дырки в изгороди. И он же подстриг ежевичные кусты, как раз там, где завязывались ягоды.
– Разве уже появились цыгане? – спросила Уна. – Только вчера еще было лето!
– В Нижней роще горит костер, – сказал, принюхавшись, Дан. – Пошли проверим!
Они побежали через поле к рощице, что пряталась в лощине у дороги Кингз-Хилл, – туда, где вилась чуть заметная струйка дыма. Раньше там была каменоломня, потом овраг засадили. В него удобно заглядывать со стороны Неровного луга.
– Так и есть, – прошептал Дан, когда они вышли к оврагу.
Там стояла крытая цыганская телега: не фургончик, как у бродячего цирка, а настоящая черная кибитка, с маленькими окошками под крышей и смешными воротцами в нижней части двери. Хозяева готовились к отъезду. Черноволосый мужчина запрягал лошадей, старуха склонилась над костром, в котором догорали выломанные из забора колья, а на ступеньке у входа сидела девушка и, напевая, укачивала на коленях младенца. Худая собака с умным взглядом недовольно фыркала на валявшийся тут же клок шерсти, пока старуха не подобрала его и не сунула в огонь. Девушка пошарила рукой за порогом кибитки и бросила старухе бумажный сверток. Его тоже положили поверх костра, и вокруг запахло палеными перьями.
– Курицу щипали, – шепнул Дан. – Уж не из Хобденова ли курятника?
Уна чихнула. Пес заворчал и подполз к девушке, старуха, раздувая огонь, замахала над костром своей шляпой, а мужчина стал заводить лошадей в оглобли. Все двигались быстро и бесшумно, точно змеи в траве.
– А-а! – сказала девушка. – Я тебя проучу.
И она стала бить пса, который, кажется, ничуть не удивился.
– Пожалуйста, не надо! – крикнула сверху Уна. – Он не виноват!