Подарки фей
Шрифт:
Это был их последний день на побережье. Пока шли сборы и укладывались сундуки, дети отпросились погулять и зашагали вниз по склону, к потускневшему вечернему морю.
Прилив у меловых скал не подавал никаких признаков жизни; только маленькие морщинистые волны тихонько всхлипывали на прибрежном песке от Нью-Хейвена до самого Брайтона, расстилавшего над Ла-Маншем свой серый дымок.
Они подошли к Площадке – так называлось место, где прибрежные скалы были всего в несколько футов вышиной. Там стояла лебедка, чтобы поднимать гальку с пляжа. Чуть поодаль виднелись домики береговой охраны, и деревянный турок в чалме, когда-то украшавший нос
– Завтра в это время мы наконец-то будем дома, – сказала Уна. – Терпеть не могу море!
– Нет, посередке оно, наверно, ничего, – вздохнул Дан. – А самые скучные места – по краям.
На крыльцо домика вышел Кордери, их знакомый из береговой охраны, поглядел в подзорную трубу на рыбачьи лодки и, защелкнув футляр, направился куда-то вдоль берега. Он уходил, постепенно уменьшаясь, все дальше по краю обрыва, где через каждые несколько ярдов белели аккуратные меловые пирамидки – чтобы ночью не сбиться с пути.
– Куда это он? – спросила Уна.
– В сторону Нью-Хейвена, – пояснил Дан, – а на полдороге с ним должен встретиться тамошний обходчик, и тогда Кордери повернет обратно. Он говорит, если берег не караулить, сюда мигом заявятся контрабандисты.
Внизу, у самой воды, чей-то голос пропел:
Ах, это было в час ночной, И позабыть я не могу, Как мы скакали под луной, Чтоб взять товар на берегу!Послышались шаги, заскрипела галька, и на площадку выбрался худой смуглолицый человек в опрятном коричневом костюме и башмаках с широкими носами. Следом шел Пак.
Три полных лодки ждали нас, —снова запел незнакомец.
– Ш-ш! – прервал его Пак. – Ты напугаешь этих славных молодых людей.
– О! В самом деле? – воскликнул тот. – Миль пардон!Он поднял плечи чуть не до самых ушей, развел руки в стороны и затараторил по-французски.
– Что, не компрене? – подмигнул он, переводя дух. – Могу повторить на нижненемецком!
И он заговорил на другом языке, и притом совершенно другим голосом. Изменились и жесты, и выражение лица – трудно было поверить, что перед ними тот же самый человек! Но его живые темно-карие глаза все так же весело поблескивали на узком лице, и детям показалось, что к этим глазам почему-то не подходят простой сюртук скучного табачного цвета, коричневые брюки до колен и широкополая шляпа. Его темные волосы сзади были заплетены в коротенькую озорную косичку.
– Уймись же наконец, Фараон! – засмеялся Пак. – Будь французом, немцем или англичанином – все равно, лишь бы кем-нибудь одним.
–
– Вы разве не англичанин? – спросил Дан. – Мы слышали, как вы пели по-английски.
– А-а! Это пела моя сассекская половинка. Мой отец был здешний, а в жены взял французскую девушку из Булони – француженкой она и осталась. И разумеется, из семьи Оретт. Наши два семейства давно породнились. Про это даже стишок есть, не слышали?
Семейка Оретт И семейка Ли — Пол-Франции за море Перевезли.– Так вы контрабандист? – подпрыгнула Уна.
– И много вы перевезли контрабанды? – одновременно с ней закричал Дан.
Мистер Ли кивнул с самой серьезной миной.
– Учтите, – продолжал он, – я вовсе не одобряю этого занятия и полагаю, что оно должно оставаться запретным – по крайней мере, для большинства людей (которые в нем все равно ни черта не смыслят!). Но меня с малых лет приставили к делу, контрабандный промысел достался мне, так сказать, в наследство и по отцовской, и – он махнул рукой в сторону французского берега – по материнской линии. Это у нас в крови – так же, как игра на скрипке. Оретты обычно доставляли товар из Булони, а мы принимали его здесь и переправляли в Лондон.
– А где же вы жили? – спросила Уна.
– В нашем деле лучше обосноваться подальше от работы. Мы держали небольшой рыбачий баркас неподалеку отсюда, в Шореме, а сами, как порядочные крестьяне, арендовали землю и домик в Вормингхерсте под Вашингтоном, к северо-западу от Брамбера, где фамильное поместье Пеннов.
– Как же, помню! – усмехнулся Пак, присевший на корточки. – Про вас и в тех краях сложили стишок:
В родовитом семействе Ли Сплошь цыганские короли!И сдается мне, Фараон, что так оно и есть. Фараон рассмеялся:
– Похоже, цыганская кровь во мне не так уж сильна, ведь я все-таки остепенился и нажил порядочное состояние.
– Контрабандой? – спросил Дан.
– Нет, торговлей табаком.
– Вы хотите сказать, что оставили ремесло контрабандиста, чтобы открыть табачную лавку? – воскликнул Дан с таким разочарованным видом, что все засмеялись.
– Что поделаешь, – сказал Фараон. – А впрочем, разные бывают табачные лавки… Скажите-ка лучше: сколько, по-вашему, будет отсюда вон до того баркаса с заплатой на фоке? – Он ткнул пальцем в сторону рыбачьих лодок.
– Чуть меньше мили, – почти сразу ответил Пак.
– Верно. А глубина под ним – семь саженей, и дно – чистый песок. Вот на том самом месте мой дядюшка Оретт пускал ко дну бочонки с коньяком из Булони – а мы их потом доставали, грузили в лодки и перевозили сюда, к Площадке, где уже поджидали вьючные пони.