Подарок для Дороти (сборник)
Шрифт:
Лаки обмотался поводоком вокруг уличного фонаря, и мистер Мюллер вернулся, чтобы помочь Дэвиду его распутать. Пока он склонялся над поводком, Малышка Бесс дернула за его рукав.
— Бум по голове, — сказала она с гордостью.
Мистер Мюллер проворчал:
— Дэвид, надо было держать его крепче.
К ним по лужайке подбежал Джонни.
— Ладно, пойду есть пирожные, но мне потом
Он улыбнулся мистеру и миссис Мюллер.
Дверь им открыл мистер Левин — в домашних тапочках и с синей книгой в руке. Он улыбался, галстук был распущен.
— А, миссис Мюллер, мистер Мюллер! Как дела? Да входите же.
Он широко распахнул дверь, проводил их в гостиную и усадил — высокую миссис Мюллер в кресло у раздвижной двери, а толстого мистера Мюллера на диван в глубине комнаты.
— Ну, Дэвид, как кино? Хорошо? — спросил он.
— Ага! — отозвался Дэвид из коридора.
Мистер Мюллер прошептал что-то слишком тихо, чтобы Дэвид разобрал, и мистер Левин сказал:
— Иди на кухню есть десерт. А, Джонни, здравствуй, я тебя не заметил.
— Здравствуйте, — сказал Джонни.
— Рут, — позвал мистер Левин, — спускайся, Мюллеры пришли. — Он обернулся к ним с улыбкой: — Рад вас видеть.
На кухне Фэт Лави мыла посуду в раковине, пеня воду мокрыми руками и тяжело переминаясь с ноги на ногу на плиточном полу. Она улыбнулась детям, сверкнув золотыми зубами, и стянула тряпку с крючка.
— Ну, садитесь, принесу вам молока и пирожных.
Она вытерла руки и переместилась к буфету. Малышка Бесс подбежала к матери и уцепилась за складки ее живота.
— На злого дядьку ком снега свалился, — защебетала она. — Бум, прямо по голове!
Фэт Лави, сияя, наклонилась к ней:
— Хорошо повеселилась, детка?
— Вот такущий ком снега! — сказала Малышка Бесс, надувая лоснящиеся щеки. — Вот такущий! — и она раскинула ручонки, насколько смогла.
— Да неужели? — откликнулась Фэт Лави, роясь в буфете.
— Ну да, — сказала Малышка Бесс.
— А теперь садись, родная.
Фэт Лави налила молока и раздала пирожные.
— Спасибо, — сказал Джонни.
— Благослови тебя Бог. Фэт Лави вернулась к посуде и снова затянула своим глубоким голосом проникновенную песнь:
Войдите в воду, дети,
Войдите в воду,
Бог
Она прервалась, чтобы взять другую тряпку.
Из гостиной донесся голос мистера Мюллера — так же чисто и ясно, как вода, текущая из крана:
— Поймите, это не мы с женой. Но с тех пор, как она приходит, остальные родители начали жаловаться — и каждый раз все больше. Видит Бог, как нам не хотелось говорить вам об этом — мы думали, все утрясется. Но теперь они заявили, что больше не станут пускать к нам своих детей.
Дрожащий голос миссис Мюллер подхватил:
— Поймите, мы здесь ни при чем. Мы-то очень любим Малышку Бесс. Очень любим… Но вы же знаете, как дети рассчитывают на нас. А Салливаны сказали, что не допустят, чтобы они продолжали играть с черной девочкой…
Фэт Лави уронила тарелку. Осколки разлетелись по кухне.
— …Вообще-то, они сказали «С этой черномазой».
Голос мистера Мюллера принял сконфуженный, извиняющийся тон. И он добавил:
— Войдите в наше положение. Господи боже, только не думайте, будто я их поддерживаю, или будто мы с ними согласны, вовсе нет. Но вы же понимаете, как бы там ни было, мы не можем принимать ее у себя. Фэт Лави снова затянула свою песню:
Вода в Иордане холодна и чиста,
Бог возмутит эту воду…
Малышка Бесс очень осторожно положила свое недоеденное пирожное на тарелку, потом соскользнула со стула.
Фэт Лави пробормотала:
— Деточка моя…
Вытерла руки тряпкой, развязала лямки передника и сняла его через голову. Малышка Бесс смотрела на нее со слезами в глазах.
— Я больше не буду ходить в кино! — Она вытерла молочные «усы» с губ. — Почему я черная? — И заплакала. Потом показала язык Фэт Лави.
— Почему ты такая черная? — закричала она, рыдая. — Зачем ты сделала меня черной? — И, набросившись на мать, стала колотить кулачками и царапать ее тело.
— Черная! — кричала она. — Черная, черная… — Она пинала Толстуху Лави по ногам, щипала за грудь.
— Боже, — стонала Фэт Лави, — Благой Иисус… — Она прижала Малышку Бесс к себе, вдавливая ее в свою плоть.
— Черная!
Голос Малышки Бесс заглох, утонул в теле Толстухи Лави. Тогда она стала его кусать.
— Боже милосердный, — повторила Фэт Лави, еще крепче прижимая дочку к себе, чтобы избежать ее пинков. — Не делай больно своей маме, Бесс, малышка моя, не такая уж ты и черная. Господи Иисусе, не делай больно своей маме…