Подарок инкассатору

Константинов Евгений Михайлович

— А то, что, благодаря моему уникальному эксперименту, эти копии знают, что делается с их прототипами! Мы не слышим, что они говорят, но можем читать записи.

На острове-пляже рядом с Борисычем встал Фуфел, призывно замахал руками и даже пару раз подпрыгнул.

— Наверное, тоже что-то хочет написать, — догадался скульптор и перенес к его ногам тетрадь и почти не видимый невооруженным глазом карандаш, отобранный пинцетом у Пана Зюзи. — Давай, Фуфел, что важного ты хочешь нам сообщить?

Тот сразу же написал что-то в тетради,

и скульптор прочел вслух:

«Утром я, т. е., Владимир Селиванов отвез Василича в деревню Лисавино».

— Вот! — вскрикнул Костиков. — Молодец, Фуфел! Он Лисавина в Лисавино отвез. Туда, где деньги спрятаны! Пан Зюзя, Фуфел все верно написал? Лисавин сейчас у себя на даче? Вот, Владимир Иванович, и этот подтверждает!

— Лисавина — в Лисавино, — с сумрачным выражением на лице Заводнов уселся обратно на стул. — У твоего Лисавина там родовое поместье что ли?

— Понятия не имею…

— Да-а-а… — Заводнов вспомнил о фляжке и, наполняя стопки, продолжил: — Я, конечно, на своем веку многое повидал… И шулеров, и фокусников-покусников всяких… Вздрогнем!

— Да-а-а… Эксперимент этот твой уникальный… Я же прекрасно понимаю, что нет тебе никакого смысла с нами шутковать, а, скульптор Шуба?

— Что я, дурак, что ли?!

— Никто этого и не говорит. Однако дубиной ты по голове схлопотал, ну и, мало ли, что у тебя там, в мозгах сдвинулось, а?

— Да, черт с ними, с моими мозгами! Вы своим глазам доверяете? Вы же видели, как только что Фуфел писал на пустой страничке! Думаете, я все это подстроил? Хорошо, давайте так, — Костиков недолго подумал.

— Борисыч сказал по телефону, что вы по пути ко мне, собираетесь в магазин заехать. Я не знаю, что вы там покупали, но, наверняка, спиртное, ведь так? Давайте спросим у копии Борисыча, что вы там купили и сколько?

— А вот давай, скульптор Шуба, спроси! — загорелся Заводнов. — И подай-ка мне лупу, я сам прочту, что там напишет копия капитана нашего, Юрия Борисовича. Давай, спрашивай!

— Они итак все слышали, Владимир Иванович.

Вместо Борисыча тетрадью сначала завладел Боярин, ненадолго. Борисыч тоже не заставил себя ждать.

— Что ж, посмотрим, — вооружился лупой подполковник. — Вот что написал первый:

«Лаврик тоже был инкассатором. Посадили на два года за кражу».

— Точно, — вспомнил Костиков. — Я Лаврушина в инкассации не застал, но говорили, он во время маршрута деньги украл, и в тот же вечер его менты вычислили и взяли.

— Рецидивист, значит, — удовлетворено хмыкнул Заводнов и процитировал запись, сделанную Борисычем:

«Взяли два литровых „Парламента“ (на молоке); для товарища генерала — кукурузный виски „Jack Daniels“, для Вильгельмыча — три бутылки „Ессентуков“ № 17».

— Да-а-а… — распахнув седые брови, воззрился подполковник на Костикова.

— Никакого Вильгельмыча я не знаю, — сказал тот.

— Откуда же тебе, скульптор Шуба, товарища Гидаспова знать! Разве что

капитан наш, Юрий Борисович поведал… Капитан, а ведь Вильгельмыч по поводу ессентуков позвонил, когда мы в магазине были. Ты все время при мне был, звонков больше не делал, выходит, никак не мог своему дружку информацию про ессентуки слить, да?

— А если бы и смог, — насупился Клюев, — то попробуйте объяснить, зачем и мне, и Шубе это надо? В чем смысл?

— Да-а-а… интересный у тебя эксперимент, скульптор Шуба.

— Я его затеял, чтобы убийцу поймать, — сказал Костиков нетерпеливо. — Только что мы узнали, где он, и где деньги. Надо срочно ехать в деревню Лисавино и брать с поличным Вячеслава Лисавина. Пока не поздно, Владимир Иванович!

— Давай, скульптор Шуба, покомандуй тут еще подполковником милиции, — проворчал Заводнов, вертя в руках прозрачную пластмассовую коробочку, в которую скульптор убрал композицию «Охотники на привале». — Люди на открытие охоты собрались, ко всему прочему, на юбилей к большому человеку… Истринский район, говоришь?

— Это совсем близко от Москвы! Можно по Пятницкому шоссе поехать, или по Новорижскому…

— Вообще-то, Владимир Иванович, нам почти по пути, — сказал Клюев. — Те места мне знакомы. Потеряем час, максимум — полтора.

— Не в этом дело, капитан! Засмеет же потом народ, когда узнает, что Заводнов на старости лет в эксперименты с пластилиновыми человечками поверил. Ха-ха-ха! Пойми, капитан, и ты скульптор Шуба тоже пойми. Мне по должности не положено верить во всю эту мистификацию…

— Можно назвать это по-другому, — сказал Клюев. — При опросе свидетель высказал некоторые свои предположения, догадки. И ваша профессиональная интуиция подсказала…

— Что необходимо как можно скорее… — подхватил Костиков.

— Куда торопиться, скульптор Шуба? — оборвал его подполковник. — Ведь твои экспериментальные копии знают, что и где делают их прототипы. Значит, они в любой момент могут сообщить…

— Кстати, — теперь фразу оборвал Клюев, — кажется, копия господина Лисавина как раз рвется что-то нам сообщить.

— Передайте ему тетрадь! — скомандовал Заводнов, глядя на подпрыгивающего на снегу Пана Зюзю. — Читать буду я.

«Спасите! — начал цитировать он буквально через минуту. — Лаврик запер меня в бане, в парилке! Я не могу выйти!»

— Черт! — закричал Костиков. — Говорил же, торопиться надо!

— Ты думаешь…

— Владимир Иванович, тут никакой интуиции не надо! Сожжет этот Лаврик баню вместе с Лисавиным и пустыми инкассаторскими сумками, а сам — тю-тю с денежками. И потом вообще ничего не докажешь!

— Спроси у него, где можно найти Дмитрия Лаврушина, — подсказал Клюев и добавил: — Прописку мы сами узнаем.

— Пан Зюзя, пиши быстрей, что знаешь про Лаврика!

«Квартира — на Алтуфьевском шоссе. Дача — в Огниково, прямо напротив колодца. Спасите нас!» — прочитал подполковник.