Подарок из Египта
Шрифт:
Римские гурманы платили огромные деньги за подобную экзотическую живность. Цена дичи, зверя или рыбы определялась не по вкусу, а по тому, насколько редок был тот или иной экземпляр. Иногда за какую-нибудь дрянь, обычного тушканчика или суслика, выкладывалась уйма золота и только потому, что эта тварь была поймана где-нибудь на краю ливийской пустыни.
Квинт хоть и не считал себя страстным гастрономом, но и он любил украшать свой стол какой-нибудь заморской диковинкой. Поэтому привезенная Марком дичь весьма обрадовала Квинта, да и Луций уже заранее облизывался и глотал слюну, взирая на клетки.
Пока они спорили, какую зверушку поджарить первой,
Юлия знала о приезде Марка, но как ни велико было ее желание увидеть сына, она не спустилась в атриум. Это бы только испортило его торжественное возвращение. Подвыпивший Квинт наверняка бы не удержался, чтобы вновь не затеять скандал. Однако она с нетерпением ждала Марка и знала, что ее любимый сын обязательно к ней заглянет. В этом она не ошиблась. Марк вместо того, чтобы идти в свою комнату отдыхать, завернул в комнату матери.
Встреча была такой, какой и положено быть встрече между матерью и сыном, которые не виделись больше месяца. Расцелованный и приголубленный Марк приподнес матери в подарок статуэтку Изиды. Юлия поблагодарила его за подарок и поинтересовалась, как он съездил в Египет.
— Я-то хорошо съездил, — ответил Марк, — а вот у вас что тут без меня стряслось? Чего отец на тебя так злится? Опять, что ли, поссорились?
Юлия ответила, что с таким ненормальным мужем, как Квинт, спокойно жить невозможно.
— Он уже чокнулся от пьянства, — жаловалась она сыну. — Сегодня в бане кто-то из его пьяных дружков наплел ему, что у меня есть любовник, так он мне тут после этого такое устроил… — Юлия сделала паузу, как будто у нее не хватало слов, чтобы изобразить все ужасы, учиненные Квинтом. — Сволочь, — продолжала она с лицом, полным возмущения, — он чуть меня не прибил. Еще в имение грозит-ся отправить. Думает, он меня этим напугал. Да я буду только рада уехать, чтобы его пьяную рожу не видеть.
— Да не переживай ты так, — успокаивал ее Марк, — он наверное просто перепил. Ты же его знаешь, у него бывают такие заскоки. Не бери в голову, я с ним поговорю, никуда он тебя не отправит.
— Да что с ним говорить! Он уже рехнулся на старости лет. Везде ему мои любовники мерещатся, а сам каждый день к себе в постель новую рабыню таскает. Даже меня уже не стесняется. Как будто меня не существует. Кобель проклятый. В доме уже все смеются надо мной.
— Кто смеется?! — грозно проговорил Марк.
— Да все! Особенно эта… Таида. Новая любовь твоего папаши. Она, тварь, совсем уже обнаглела. На каждом углу тут рассказывает, как она с ним в постели забавляется, и даже знаешь, до чего договорилась?
— До чего?
— Она всем болтает, что хочет заиметь ребенка от твоего отца, и что он уже якобы согласен. Так что, Марк, ожидай к весне братика или сестричку.
— Какого еще братика? — встрепенулся Марк.
— Кровного, какого же еще, — ухмылялась Юлия. Марк слегка опешил от такой новости.
— Это та Таида, — заговорил он, припоминая, — что была в театральной труппе отца?
— Почему была? Она и сейчас там. Только она теперь среди них самая первая артисточка. Еще бы, сам хозяин ее в постель таскает.
— И давно это он с ней? Он же раньше на нее внимания не обращал.
— То было раньше, когда ее еще никто не знал, а теперь она знаменитость.
И Юлия рассказала сыну, что когда он уехал в Египет, сенатор Юкунд попро-сил Квинта выставить
— Мне кажется, Марк, — говорила Юлия сыну, — это Таида надоумила Квинта сослать меня в имение. Я ей мешаю здесь хозяйничать. А без меня ей в доме будет сов-сем привольно.
— Здесь ей привольно не будет, — проговорил Марк зловещим голосом, словно замышляя, что-то недоброе.
— Не связывайся с ней, Марк, — произнесла Юлия тревожно. — Твой ненормальный отец из-за нее родного сына не пожалеет.
Марк ответил, что ему плевать на отца, а всяким там зажравшимся рабыням он скоро устроит и братиков и сестричек. Юлия еще больше забеспокоилась и стала просить Марка ничего не предпринимать. Она сказала, что теперь не успокоится, пока Марк не пообещает ей, что выкинет из головы эту Таиду. Марк хоть и не хотел давать подобные обещания, но Юлия все же настояла на своем, и Марк дал слово, что и пальцем не тронет Таиду.
— Вот и хорошо, — вздохнула она с облегчением, — ты лучше расскажи, как прошло путешествие. Я слышала, ты крокодила привез? — старалась Юлия перевести разго-вор на другую тему.
— Да, привез, — нехотя отвечал Марк, — отцу в подарок. Знал бы, что он тут такое вытворяет, ничего бы ему не привозил.
— А тебе-то чего на него злиться? Тебя он любит. Вон в Египет тебя снарядил, денег дал. Ты радоваться должен, что у тебя такой папаша.
Марк промолчал. Жаловаться ему действительно было не на что. Отец ни в чем ему не отказывал, и уже было готово завещание, по которому Марк получит в наследство две трети состояния Квинта. Но Марк любил свою мать, и ему было непри-ятно видеть, как отец ее унижает. Марк всегда старался их примирить, но напе-рекор отцу не шел. Квинт быстро мог его на место поставить. Марк привык жить на широкую ногу и прекрасно понимал, скольких благ он может лишиться, если вдруг прогневит отца. Однако новость о том, что у него в скором времени может появиться братик, вконец испортила Марку настроение. Хотя, если здраво рассудить, бояться ему было нечего. По римским законам дети от рабынь не имеют на нас-ледство никаких прав. Но все же, делить отцовскую любовь с сыном рабыни Марк не хотел. А вдруг со временем отец полюбит его больше и перепишет свое заве-щание. Мало ли что взбредет в голову старику.
Марк знал эту Таиду. Она была не так давно куплена Квинтом для домашнего театра. Тогда она была еще ничем не привлекательной девчонкой, но Марку она приглянулась, и он несколько раз заходил к ней ночью в комнатку. На этом все и кончилось. Марк быстро потерял к ней интерес, отдавая предпочтение искушенным в любви прелестницам Субуры.
Вдоволь наговорившись с матерью о своем путешествии, Марк пошел к себе в комнату. Из головы у него все никак не выходила Таида с ее желанием обрюхатиться от отца. «А эта девочка не дура, — размышлял Марк по пути в свою ком-нату, — метит в родню к самому Серпронию. Ну ничего, я ей породнюсь. Я подыщу для нее местечко в фамильном склепе».