Подарок из Египта
Шрифт:
— А мы что, хуже твоих посвященных? — загудели гости. — Да ты не бойся, рассказывай, мы никому не разболтаем, — заверяли они Рахонтепа.
Рахонтеп сделал вид, что поверил им и, подогрев таким образом интерес к сво-им словам, заговорил о Себеке. А говорить Рахонтеп умел. Еще в Египте, когда он был жрецом, прихожане заслушивались его речами. Он на ходу выдумывал разные байки и так красиво умел их преподнести, что даже сами служители Себека начинали верить его выдумкам. Правда, иногда его настолько заносило, что Херемон — верховный жрец — вынужден был незаметно дергать его за одежду или кашлять ему в самое ухо, чтобы прервать трепотню Рахонтепа. Надо признаться, Рахонтеп любил почесать языком, особенно если был подвыпивши и если вок-руг были
— Ты, Рахонтеп, ври, да не завирайся, — говорил ему как-то раз Херемон после очередной его проповеди. — Паломники не такие уж и дураки, чтобы им тут вся-кую чушь рассказывать. Что ты им там нес сегодня про каких-то львов, которые, якобы, напали на тебя возле храма? Ты хоть думай, что говоришь. Какие еще львы? Здесь последнего льва лет сто назад видели.
— Ну, мало ли, — пожал плечами Рахонтеп, — может, они с юга сюда забрели, кто знает? Чего ты, Херемон, придираешься к разной ерунде? Главное, что паломникам интересно меня слушать. Ты видел, какая толпа всегда собирается на мои проповеди?
Слова Рахонтепа были настолько убедительны, что Херемон не нашелся, что возразить ему на это. Он лишь предупредил Рахонтепа, чтобы в следующий раз ни львов, ни слонов, ни всяких там кабанов в его рассказах не было. Но Рахонтеп и без львов находил чем увлечь верующих. Потому что, как уже было сказано, болтуном он был отменным.
Вот и теперь, пользуясь тем, что гости Квинта не имели никакого представления о Себеке, Рахонтеп на ходу стал сочинять об этом боге то, что хотел.
Начал он с того, что рассказал им легенду о том, как появился Себек. Рассказал он ее, конечно же, на свой лад, подбавив туда побольше скабрезных деталей. Он ведь видел, какие перед ним слушатели, и сразу догадался, как нужно вести свое повествование, чтобы увлечь этих полупьяных изнеженных римлян. А расска-зал он им вот что.
Как-то ранним утром богиня плодородия Нейт решила освежиться в прохладных водах священного Нила. Она опрометчиво скинула с себя всю одежду и нагишом погрузилась в живительную влагу. Но как только прозрачные воды Нила приняли ее красивое тело, коварная река проникла в ее лоно и оплодотворила беспечную богиню. Нельзя сказать, что Нил сделал это со зла, наоборот, он уже давно пылал страстью к богине Нейт. Но ему все никак не подворачивался удобный случай, чтобы овладеть желанным телом. И вот теперь он осуществил свой замысел, вновь и вновь проникая в богиню. А богиня резво бултыхалась на отмели, ничего не подозревая о том, какой сюрприз будет ее ожидать от этого купания. Через какое-то время богиня почувствовала в своем теле странную тяжесть. И каково же было ее удивление, когда она узнала, что беременна. Она недоумевала, как это с ней могло случиться без ее ведома? Первой ее мыслью было: а не овладел ли ею кто-нибудь ночью, когда она спала? Но нет, она спит очень чутко. И, если бы кто-то попытался в нее проникнуть, ему бы не поздоровилось. Лишь когда родил-ся ребенок, Нейт поняла, кто был его отцом. Она догадалась об этом без труда, ведь ребенок родился с крокодильей головой. Однако, деваться уже было некуда, и Нейт приняла свое чадо таким, каким оно было. Она назвала сына Себеком и вскормила его собственной грудью. Сперва она, конечно, боялась, что Себек своими крокодильими зубами может пооткусывать у нее соски. Но все обошлось. Гру-ди богини оказались на редкость прочными, а Себек был послушным мальчиком и зря мамку не терзал.
Когда Себек вырос, то стал грозным и могущественным богом. Это он создал людей и все живое на земле. Египтяне называли его не иначе, как отец отцов и мать матерей. Своим священным животным Себек избрал крокодила. Любой, кто обижал это животное, навлекал на себя гнев бога. На крокодила нельзя было не то, что охотиться или кидать в него камни, но и плохо отзываться о нем было опас-но, пусть даже он сжирал твою последнюю овцу.
В былые времена, рассказывал Рахонтеп, еще при фараонах, подобных обидчиков бога попросту скармливали крокодилам как искупительную жертву.
— Я не злой, — говорил он гостям, — но по-другому в Египте нельзя. Вы же знаете, в нашей стране, что ни бог — то полузверь, ну и люди там такие же. Я сам иногда чувствую в себе что-то звериное. Бывает так и хочется впиться кому-нибудь в горло, — проговорил Рахонтеп зловещим голосом. — А вообще-то я сов-сем не злой, — добавил он, мрачно улыбаясь.
— В Риме людишки тоже сплошное зверье, — не выдержал Порций и вставил свое глубокомысленное замечание: — Так и ждут, чтобы кого-нибудь разорвали на аре-не.
Порция попросили помолчать, потому что слушать Рахонтепа было куда интересней. Рахонтеп продолжал. Он решил рассказать гостям о так называемом, суде Себека. Суд заключался вот в чем. Подозреваемого, чья вина была сомнительна, при-вязывали к столбу и выпускали на него крокодила. Если крокодил сжирал при-вязанного, это означало, что он был виновен, ну а если не сжирал, то обвиня-емого оправдывали и отпускали на все четыре стороны. Случалось, что крокодил откусывал у несчастного ногу или сразу две. Это тоже считалось доказательством его вины. Однако в подобных случаях жизнь безногому старались спасти, чтобы он мог всем потом рассказать, как был наказан Себеком. Но таких счаст-ливчиков было немного. Большинству все же приходилось расставаться с жизнью, и умирали они очень мучительно. Для примера Рахонтеп рассказал про одного воришку, которого подозревали в том, что он ночью выковырял драгоценный глаз у статуи Себека и продал его в винной лавке старому иудею. Проворовавшийся служитель отпирался как только мог, но на суде Себека крокодил, направляемый богом, не внял его мольбам, и сразу набросился на этого осквер-нителя. Рахонтеп так красочно обрисовал эту сцену кары Себека, что слушатели ясно представили ее себе во всех подробностях. Сначала крокодил, не спеша, поотгрызал несчастному ноги, а потом, когда тот еще трепыхался в предсмертных судорогах, перерубил его пополам ударом хвоста.
— Вот так Себек отомстил ему за свой вырванный глаз, — закончил Рахонтеп эту жуткую историю. — Я хорошо знал этого жадного служителя и не раз говорил ему: «Смотри, Сиремпут, доиграешься. Зубы Себека не знают жалости даже к своим служителям». И я оказался прав. Этот несчастный решил, что раз Себек остался без глаза, то он его не найдет. Но Сух своими челюстями показал ему, как он жесто-ко ошибся.
— Так это был Сух! — разом воскликнули гости. — Что ж ты, собака, раньше нам не ска-зал?!
Новость о том, что перед ними находится крокодил — людоед, повергла гостей в ужас.
— Его надо посадить на цепь! — орал Луций.
— Какая там цепь! — вторил ему Фуск. — Он ее в два счета перекусит. Его надо в клетку засунуть. Смотри, как он на нас злобно косится!
— И скольких же он сожрал? — вопрошали Рахонтепа переполошившиеся гости.
— Немногих, — спокойно отвечал египтянин, как будто речь шла о баранах. — При мне всего лишь троих загрыз. И еще одному откусил ногу по колено.
— А мне он ничего не откусит? — обеспокоенно спросил Квинт.
— На своих он не бросается, — успокоил его Рахонтеп.
— А на чужих?
— На чужих только, если я ему прикажу, — проговорил египтянин, обводя гостей пристальным взглядом, словно отыскивая среди них «чужого».
— А давайте проверим! — вдруг предложил Фуск. — Квинт, у тебя есть какой-нибудь провинившийся раб? Мы сейчас натравим на него крокодила.
— Этого мне еще не хватало, — недовольно отозвался Квинт. — У себя дома, Фуск, будешь рабов скармливать, а здесь тебе не амфитеатр.