Подарок из Египта
Шрифт:
— Я притворялась.
— Ах, ты притворялась, — разыгрывал Марк удивление, наступая на Таиду. — Тогда понятно. Посмотрим, как ты сейчас будешь притворяться.
Не успела Таида опомниться, как Марк припер ее к стене и что есть силы сжал ей правой рукой горло. А сила у Марка была. Таида сразу это почувствовала, когда стала задыхаться. Она судорожно глотала ртом воздух, и смертельный ужас отразился в ее выпученных глазах. А Марк не торопился расжимать пальцы.
— Ты вот что, сука, — шипел он ей в самое ухо, — чтобы я тебя возле отца больше не видел. Хватит к нему липнуть. Сиди
Таида, как рыба, беззвучно шевелила губами, плохо соображая, что от неё хотят.
— И еще, — продолжал Марк, не убирая руки с ее горла, — я скоро буду выступать в театре Марцелла со своим крокодилом, не вздумай и ты туда сунуться. Не дай бог, ты у отца роль жены будешь клянчить, придушу тебя, тварь, как котенка. Ты меня поняла? Поняла, я тебя спрашиваю?! — рявкнул Марк.
Таида не могла ему ответить, но она кивала, моргала и всем своим видом показывала, что ей все понятно. Марку этого было достаточно. Он расжал пальцы, и Таида с хрипом и кашлем сползла на пол. Больше с ней разговаривать было не о чем. Марк развернулся и зашагал к выходу. По пути он опрокинул ногой сто-лик с украшениями и благовониями. Пусть стерва помнит, кто здесь хозяин.
Когда Рутила вошла в комнату Таиды, та сидела на полу и плакала, закрыв лицо руками. Рутила сразу поспешила к своей подруге и стала расспрашивать ее, что случилось. Таида рассказала ей, как Марк ее чуть не придушил.
— Это он тебя к отцу ревнует, — заключила Рутила, выслушав подругу.
— Ничего себе ревность, — произнесла Таида сиплым голосом, потирая шею. — А при чем здесь тогда какая-то роль жены? Чего он ко мне с женой-то приставал? — недоумевала Таида.
Но Рутила взялась ей все разъяснить. Бегая только что по поручению Марка проверять крокодила, Рутила встретила в коридоре Лесбию, и та ей рассказала, что слышала от рабов, прислуживающих в триклинии, будто бы на днях хозяин затевает какой-то спектакль, где будет участвовать крокодил. Видно в этом спек-такле есть роль жены. А Марк, скорее всего, не хочет, чтобы эта роль досталась ей.
— Но почему? — недоумевала Таида.
— Не знаю, — пожала плечами Рутила.
— А я назло ему буду участвовать в этом спектакле, — решительно сказала Таида. — Женой — не женой, но буду.
— А если он тебя и вправду придушит? Видела, какие у него были глаза ненормальные?
— Не придушит. Он своего отца боится. Я Квинту сегодня все расскажу. Этот щенок узнает, кто здесь настоящий хозяин. А то вообразил себя фараоном.
Так Таида решила отомстить Марку.
А Марк между тем, слегка постращав Таиду, в приподнятым настроении отправился искать Баселида. Поэт был его приятелем, и он хотел подсказать ему, как лучше написать сценку.
У дверей в комнату, где творил Баселид, стоял Луперк и, как ему было велено, периодически заглядывал в щелочку двери, чтобы убедиться, что поэт не спит. Но Баселид и не думал спать. Он не на шутку разошелся и уже исписал кучу лис-тов папируса. Все лицо у него было испачкано чернилами. Он то и дело нервно грыз тростниковое перо, чесал им за ухом или копался в носу. Так ему лучше думалось. Иногда он вскакивал с места и громко декламировал свои стихи, чтобы проверить,
Марк подошел к Луперку.
— Баселид здесь? — спросил он, кивая на дверь.
— Здесь.
— Он еще не уснул?
— Нет. Пишет. Только орет, как дурак.
Марк усмехнулся.
— Так надо, — сказал он глупому варвару и вошел в комнату.
— Ого! — воскликнул Марк, увидя стол, усеянный исписанным папирусом. — Ну ты, Баселид, и разошелся.
Марк стал разгребать папирус.
— Да ты тут уже, наверное, на три сценки написал.
Баселид ответил, что половину из этой кучи надо выкинуть в окно. Многое ему не нравится. Но есть и удачные места.
— Вот послушай, — сказал Баселид Марку, беря в руки кусок папируса. — Это слова крокодила после того, как его приласкали жены:
Всегда я ляжки только ел, Но тут, жрецы, я обомлел, Когда она мой хвост схватила, И треньем ляжек наградила. Теперь я ляжки есть не буду, Свое я варварство забуду, Я стану ляжки собирать, Чтоб хвост об них тереть опять!— Ну, как тебе, Марк? Нравится? — спросил Баселид.
— Да, отлично, — похвалил Марк поэта. — Продолжай в том же духе. А слова жрецов у тебя уже есть? — полюбопытствовал он.
— Да есть. Надо только доделать кое-что.
— Это хорошо. Я же, Баселид, буду играть одного из жрецов, — сообщил ему Марк.
— Ты? — удивился Баселид.
— Да, я, — подтвердил Марк. — Я только что отца уговорил. Ты, Баселид, вот что, все лучшие шутки и остроты постарайся вписать какому-нибудь одному жрецу. Я потом эту роль возьму себе. Сможешь это сделать?
— Сделаю, — пообещал Баселид. — Будешь на сцене первым остряком.
— Только не перестарайся. А меня ты, Баселид, знаешь, мне для тебя ничего не жалко. Как там твое горло, еще не пересохло? — заботливо поинтересовался Марк.
— Еще как пересохло! — воскликнул Баселид. — Вы там пьянствуете, а я здесь, как дурак, чернила облизываю.
— Сейчас мы это поправим. Эй, Луперк! — позвал Марк раба.
В комнату заглянул Луперк.
— Сбегай-ка вниз, — сказал ему Марк, — притащи сюда вина, да побольше.
— Только дрянь не неси, — добавил Баселид, — под плохое вино мне не пишется.
Луперк исчез.
— А чего он вообще здесь отирается? — спросил Баселид Марка, давно уже обнаружив присутствие Луперка за дверью. — Он что, сторожит меня, чтобы я не сбежал со своей сценкой?
— Нет, — усмехнулся Марк, — он здесь, чтобы тебя будить, если ты уснешь. Его мой отец к тебе приставил.
— Лучше бы он смазливую рабыню ко мне приставил. Тогда бы я точно не уснул.
Марк оставил своего друга дописывать сценку, а сам пошел в гости к Teaгену. Гладиатора он нашел в доску пьяным в кругу своих сотоварищей. Они тоже праздновали возвращение из Египта, но уже Теагена. Марк присоединился к их пирушке и остаток ночи провел с гладиаторами.