Подарок к Рождеству (Сборник)
Шрифт:
Фэн со своей стороны, казалось, не замечал бурливших вокруг него страстей и участвовал в общей беседе с легкостью и обаянием, из-за которых Найне хотелось его стукнуть.
Сама она говорила очень мало. Как только закончился ужин, Джозеф объявил, что они с женой намерены лечь пораньше.
— Предоставим вас, молодых, самим себе, — сказал он с таким сияющим лицом, будто он Санта-Клаус, раздающий подарки.
— Папа, ты никогда не ложился раньше десяти, — возразила Найна.
— Твоя мама… э… устала, — ответил Джозеф с плутоватым видом. —
Найна не успела ничего сказать, а Джозеф уже взял Нэнси за руку и потащил за собой в прихожую.
— Давайте. Ваш ход, — обратилась Найна к Фэну, когда они оказались одни. Ей не удавалось до конца скрыть горечь в своем голосе.
Фэн стоял, опершись о стену и глубоко засунув руки в карманы элегантных серых брюк. Его губы вытянулись в прямую черту, будто их провели по линейке. Но через несколько секунд он властным кивком указал в направлении прихожей, и Найна решила, что ничего не выиграет, если откажется поговорить.
Как только они вернулись в натопленную гостиную, Найна боком прошла мимо него и уселась в обитое красной парчой кресло у камина. Через некоторое время она услышала его шаги по ковру и почувствовала, что он подошел к ней сзади.
— Чего ты от меня хочешь, Фэн? — спросила она устало. Не получив ответа, она закинула голову. Он склонялся над ней, и она ощущала его теплое дыхание на своей щеке.
— Я не уверен, хочу ли я чего-либо, — ответил он.
Найна съежилась, а он почти в рассеянности опустил руку на ее грудь и задумчиво добавил: — Хотя было время, когда я искренне думал, что захочу уложить тебя в мою постель. Возможно, навсегда.
— Навсегда? Мне это льстит, — ответила Найна, напрягаясь всем телом от его прикосновения. — Тем более что ты со мной знаком всего два дня. Но я, конечно, понимаю, в чем состоит очевидное преимущество женитьбы на дочери Джозефа Петроффа.
Рука, гладившая ее грудь, судорожно сжалась и поднялась.
— Да, — согласился Фэн так холодно, что Найна вздрогнула. — Ты это уже говорила. И боюсь, что у меня не хватит терпения дожидаться, чтобы ты догадалась, как ошибаешься.
Найна повернулась в кресле, стараясь разглядеть его лицо, но он отступил в тень.
— Я ошибаюсь? Это все мой отец подстроил? — устало спросила она. — Он побеспокоился, чтобы ты оказался на этом поезде?
Фэн так долго не отвечал, что Найна подумала было, что он вышел из комнаты. Наконец его голос донесся как будто очень издалека:
— Нет, Найна, это не он. Мы до сих пор ни разу не встречались. И чтобы не обременять тебя расспросами: он знает, что меня совершенно не интересуют твои деньги.
В его интонации звучало уныние, холодная замкнутость, возбудившая в ее сердце ответную холодность. И вдруг Найна поняла с леденящей ясностью: Фэн говорит ей правду. Найна не совсем понимала, почему это ей стало ясно теперь, в то время как раньше она не верила. Все было каким-то откровением для нее.
Она
— Тебе надо еще кое-что узнать перед тем, как я уеду.
— Что такое? — прошептала Найна. Фэн собирается уезжать? Когда так много осталось недосказанного? Она хотела сказать ему… Найна тряхнула головой, стараясь вспомнить, что это она такое хотела сказать.
— Тебе следует знать, — объяснял Фэн, — что, когда я принял твое предложение там, в поезде, я разыграл тебя, а ты не заметила. И отчасти, признаюсь, я хотел наказать тебя: не слишком лестно быть принятым за продажного мужчину. Я считал, что тебя надо проучить.
Найна очень медленно подняла голову и повернулась к нему лицом. Он стоял и держался за ручку двери. Его губы растянулись в улыбке, но глаза оставались пустыми, как темный оконный проем.
— Я не понимаю, — наконец выговорила она, водя кончиком пальца по контуру листика на красной парчовой обивке.
— Это очевидно. — Фэн прикрыл глаза. — Наверное, я слишком многого от тебя хочу.
— Ты чего-то хочешь? — Найна была так смущена, что у нее путались мысли.
Уголки его губ опустились.
— Чтобы ты поняла, что я не оставил бы себе твои деньги, даже если бы в них нуждался. Хотя я в них не нуждаюсь. — Он замолчал, потом, казалось, принял решение:
— Помнишь: «Ф. энд К. Фудс»?
Найна кивнула.
— Да. Ты у них работаешь. — Она нахмурила брови. Тут, кажется, было что-то еще… Что-то, что она уже пыталась вспомнить… Это касалось… Ах да, вспомнила: компания эта сделала ее агентству щедрое пожертвование продовольственных товаров для рождественских подарков неимущим семьям, и Найна сама назвала некоторых получателей. Ассортимент не был бестолковым — вроде икры и устриц. Найна вспомнила, в какой восторг пришли работники агентства оттого, настолько выбор «Ф. энд К.» оказался разумным и в то же время интересным.
«Ф. энд К.»… Ф., ее президент, лично все доставил. Об этом рассказывала, с сияющим лицом, регистраторша, делая лирические отступления и живописуя мускулистые плечи, на которых помещались ящики, и соблазнительный мужской зад, который выгодно выпячивался, когда ящики расставлялись по местам. У регистраторши перехватило дыхание от возбуждения, когда она описывала блестящие каштановые волосы и глаза, напоминавшие осенние сумерки…
О Боже! Ф.! Фэнтон. «Ф. энд К.». «Фэнтон и Кристин»? Неужели…
Она подняла взгляд к равнодушному лицу Фэнтона.
— Так ты и есть «Ф. энд К. Фудс»? — простонала она, потрясенная тем, в чем сомневаться уже невозможно. — Ты не просто работаешь у них…
— Нет, — ответил Фэн, — я у них не работаю, в том смысле, как ты это понимаешь. Хотя нет ничего плохого в честной работе.
— Конечно, нет. И ты их президент. Это твоя компания, твоя весьма преуспевающая компания. Тебе не нужны были мои деньги, вот почему ты их вернул, а не потому, что захотел жениться на дочери Джозефа Петроффа.