Подарок Тартини
Шрифт:
– Только не в Ваши годы правления, - со значением добавил Гипнос, - вполне вероятно, что Станиславу Алкину выпадет честь представлять Россию в этих переговорах.
Он дал возможность полюбоваться впечатляющей картиной ещё некоторое время, а затем свернул её, и они вновь оказались в тёмном зале театра.
– Как странно тихо, - оглянувшись вокруг, заметил президент.
– Конечно, - улыбнулся Гипнос, - ведь время всё ещё стоит. Вы можете попрощаться, пока я не позволил ему продолжить свой бег.
– Тебе там будет скучно без меня, - немного ревностно сказал президент
– Профессор Шмаль будет иногда заглядывать к нам, правда, Гипнос? – повернулась к нему за ответом Дарья.
– Да, мы уже с ним беседовали, - охотно откликнулся юноша, - но теперь земные дела его больше не интересуют. В другом мире он открывает для себя более волнующие тайны, чем загадка сновидений. Он только единственный раз посетовал на то, что Нобелевскую премию ему дали не за его теорию снов.
– А как же ручка с сонными чернилами? – недоумённо спросил Виталий Александрович.
– Эта ручка послужила исследователям всего лишь доказательством того, что существует некая материя, способная иметь больше состояний, чем вода. Вот за открытие этой материи Зигмунду Шмалю и присудили Нобелевскую премию. Учёные так и не поверили в реальное существование Мира Сновидений.
– Может, оно и к лучшему, - после паузы согласился Виталий Александрович, - люди ещё не готовы к исследованию этого Мира. Нам бы с Явью разобраться.
– Да, Виталий Александрович, - подхватила Дарья, - поэтому в школах необходимо ввести в программу обязательный курс психологии. Считать и писать ребят общество учит, а вот в себе разобраться они не могут. Не преуменьшайте необходимости этого навыка, когда будете проводить реформу школьного образования.
– Дарья, - остановил её президент, - мы расстаёмся навсегда, а ты говоришь о реформе.
– Мы с Вами были и уйдём, - просто ответила девушка, - а поколения будут сменять друг друга. Никто не узнает, как Вы расставались со мной, но все будут благодарны Вам за то, как Вы преобразовали школу.
– В моих снах мы обязательно будем говорить об этом, - мягко сказал Виталий Александрович, - а сейчас я хочу попрощаться с тобой, как того требует моё сердце. Я ведь не уничтожал своё второе «Я» на костре в Городе Чувств. Но сначала обещай мне, что будешь приходить ко мне в моих снах. Каждую ночь!
– Каждую ночь, - твёрдо повторила Дарья и прильнула к его груди.
Президент обнял её и коснулся щекой её волос.
– Спокойной ночи, любимая, - ласково сказал он, - приятных сновидений.
Сверху из-за кулис спустился Морфей. Гипнос оседлал его и позвал Дарью. Она несмело спросила:
– Я не могу попрощаться со всеми близкими мине людьми, но позволь мне попрощаться с городом, в котором они живут.
Гипнос кивнул. Он посадил её перед собой, Дарья протянула Виталию Александровичу свою руку, и он нежно пожал её. В последний раз их пальцы соприкоснулись, а потом силуэт коня растворился в воздухе вместе с обоими всадниками. В то же мгновение президент услышал, как рукоплещет публика после первого акта, и увидел, что дверь в ложу распахнулась, и на пороге появился Данил. За его спиной маячили двое с фотокамерами
– Великолепно играешь, - медленно произнёс Виталий Александрович, - особенно мне хотелось отметить твои слова: «Таких я мертвецам всегда предпочитаю – как кошка с мышью с ними я играю».
Сказав это, президент повернулся к сцене и приготовился смотреть продолжение.
2. «Переход»
Дарья жила в Марьино. Это был один из новых районов Москвы, поэтому он ещё не оброс особыми достопримечательностями, кроме разве уютной набережной. Даше больше нравился мост через Москва-реку, ведущий в Братеево. Не в дневные часы, но вечером, когда меньше слышалось громыхания по нему машин и автобусов, и вспыхивала иллюминация, освещавшая в темноте всю длинную узкую дугу. В реке отражались огни, и иногда можно было увидеть стаю уток, плывущую вдоль берега. Со стороны Марьино он являлся образцом цивилизованной набережной – с вымощенными дорожками, скамейками и фонарями; а в Братеево – напротив – вытянулся вдоль него лиственный парк. Дарья никогда не знала, какой берег привлекает её более, поэтому, совершая часто ежедневную прогулку, она поднималась на мост, переходила на другую сторону, и неспешно шла вдоль берега до линии новостроек, а потом возвращалась в Марьино. Каждый раз, наблюдая противоположный берег, ей представлялось, что там лучше, но, оказавшись на нём, покинутый становился ещё более притягательным.
На этот раз она без колебаний выбрала берег Братеево. Гипнос отпустил Морфея, и они спустились к самой воде, спугнув семейство уток, прибившихся к земле. Дарья окинула взглядом Марьино. Светились окна домов и магазинов, дрожали огоньки машин – любимая набережная казалась поглощённой электрической жизнью. Жизнью, частью которой она была когда-то сама.
– Здесь красиво, - проследил за её взглядом Гипнос, - просто и практично, с лёгким налётом сказки. Ты, наверное, будешь скучать по этому месту.
– Жалкая сказка, - словно не слыша его последних слов, произнесла Дарья, - люди верят в неё потому, что не знают совершенной красоты. Я бы тоже поверила в неё, если бы не видела твоих владений и своего Города.
– Для человека, навсегда покидающего место, где он вырос и жил, ты слишком безжалостно рассуждаешь, моя Дарья, - заметил Гипнос, беря её за руку.
– Человек ли я? – пылко воскликнула девушка, обращая на него свой взгляд. – Я теперь сама не знаю…
– Поцелуй меня, и тебе всё станет ясно, - серьёзно сказал Гипнос.
Дарья замерла. Что-то в его взгляде, бездонном и вибрирующем, привело её в смятение. Она боялась и жаждала прикосновения его губ одновременно. Она колебалась. Он ждал.
– Я не смогу, - вдруг прошептала она, - сделай это сам.
Он внимательно посмотрел на неё и, продолжая одной рукой сжимать её ладонь, другой ласково провёл по волосам, линиям подбородка. Вся дрожа от ощущения приближающегося перехода, Даша чуть наклонила голову и поцеловала кончики его пальцев.
– Будь мужественной, - тихо сказал он, касаясь губами её уха, щеки – и через мгновение его губы нашли её.