Подарок золотой рыбки
Шрифт:
— Совершенно бессмысленно. — Она пожала плечами.
— Многое в жизни можно определить этим словом — бессмысленно. Просто сумасшедшие люди совершают сумасшедшие поступки.
Пейдж подумала, что он имеет в виду кого-то конкретно.
— Неужели твоя мать участвует в этом?
Он бросил на нее острый взгляд.
— Что рассказала бабушка?
— Немного о твоем прошлом. Разве тебя не волнует, жива твоя мать или нет?
Его глаза стали холодного темно-синего цвета.
— Не волнует. Эту страницу своей жизни я давно
— Но чувства остались — разочарование, горечь, ненависть, может быть, даже любовь, — они все еще при тебе, разве нет?
— Оставь этот невнятный лепет при себе, принцесса. Мне не нужны умствования богатой девушки, которая понятия не имеет, как я жил.
— И ты понятия не имеешь, как я жила, — возразила Пейдж.
— Я получил кое-какое представление. Видел семейный особняк. Должно быть, трудно жить, имея собственную спальню, собственную служанку. У тебя, черт возьми, вероятно, был собственный дворецкий?
— Перестань дразнить меня, Райли. Я не соревнуюсь с тобой в том, кому было труднее.
— Ты и не можешь соревноваться. И начинать нечего. Ты выросла в розовом саду.
— Я выросла в холодном, одиноком доме. — Она посмотрела в окно и вздохнула. — Мои родители почти не разговаривали, мой дед злился, раздражался, холод наполнял все комнаты.
— У него было от чего раздражаться, деньги — тяжелая ноша.
Пейдж повернула голову и посмотрела на него. Он внимательно следил за дорогой, его профиль казался напряженным, лицо непроницаемо. Она приказала себе молчать, но слова помимо воли срывались с губ.
— Дед потерял жену и дочь в автокатастрофе, когда моему отцу исполнилось девять лет, — говорила она спокойно. — Он так и не оправился после их смерти. Он нанял домработниц и нянь для моего отца, потому что не мог справиться сам. Он негодовал на весь мир, ненавидел Вселенную за то, что с ним случилось. Когда мой отец женился, дед ободрился, у него появилась надежда, что в доме снова зазвучит смех и поселится счастье. Когда я была маленькая, он стал чаще улыбаться и даже смеялся. Когда Элизабет заболела и умерла, все кончилось. Последнее тепло жизни ушло из нашего дома. В комнатах стало настолько тихо, что я могла услышать биение собственного сердца и свое дыхание. И так продолжается до сих пор.
Она удержалась от продолжения и пожалела, что сказала ему так много. Она открылась перед ним, и он теперь мог причинить ей боль. Пейдж не знала, почему его мнение имело для нее значение, но это так. Может быть, потому, что она имела дело с людьми, которые симпатизировали ей, доверяли ей, а отношение Райли трудно понять. Может быть, она действительно испорченная богатая особа, не осознающая, насколько у нее все хорошо. Райли не собирается жалеть ее, он вырос с матерью-наркоманкой, которая к тому же оставила его.
— Скажи что-нибудь, — пробормотала она, желая покончить с этой темой. — Скажи мне, что тебе меня не жаль.
— Мне
— Ты просто хочешь следить за мной.
— И это тоже, — не стал скрывать он. — Послушай, Пейдж, это не только по отношению к тебе. Я никому не доверяю.
— Кроме бабушки.
Райли кивнул.
— Кроме нее. Она особенная.
— Когда-нибудь тебе придется так относиться к другой женщине.
— Я не ищу жену. Не знаю, что тебе рассказала бабушка. Я доволен своей жизнью.
— Я тоже счастлива и ничего не собираюсь менять, — многозначительно сказала она.
— Ты можешь не собираться, но твоя жизнь меняется. Теперь у тебя есть сводная сестра.
Пейдж вздохнула.
— Я пытаюсь забыть об этом.
— Тебе придется иметь с ней дело рано или поздно.
— Лучше поздно. Я хочу переодеться и вернуться больницу.
— Я подожду и отвезу тебя.
— Незачем меня везти. Я могу доехать сама.
— Мы не спускаем глаз друг с друга, забыла?
— Ты думаешь, я собираюсь совершить темные сделки с каким-нибудь байером, пока принимаю душ?
— Если ты считаешь, что мне стоит пойти с тобой в душ, так и скажи, — улыбнулся Райли.
Она увидела игривый блеск в его глазах и ошеломленно покачала головой:
— Не могу понять тебя. То ты приятный, милый, то саркастический и холодный, а теперь флиртуешь. Какой ты настоящий, Райли?
Он усмехнулся.
— Я тебе нравлюсь, правда?
— Я сказала, что ты сложный, но не говорила, что ты мне нравишься.
— Это то же самое.
— Вовсе нет. — Но как только Пейдж вышла из машины и захлопнула дверь под его насмешливой улыбкой, она с испугом подумала, что он, скорее всего, прав.
Алиса не могла сосредоточиться на заявке по кредиту, которую рассматривала. Она любила свою работу кредитного инспектора в Первом национальном банке Сан-Франциско, но сегодня думала о том, что рассказала мать: ее отец — Дэвид Хатуэй. Она никак не могла в это поверить.
Много лет подряд она приставала к матери, хотела узнать имя своего отца, но теперь, когда это произошло, что делать с новым знанием? Как себя ощущать? Ее раздирали совершенно противоположные чувства. Она сердилась, ей было больно, она ревновала, ее томило любопытство — что за человек ее отец. Она видела фотографии Дэвида Хатуэя в газете. Она знала, что «Торговый Дом Хатуэй» покупал картины матери. Алиса заходила в магазин — он такой красивый, такой богатый. Ее отец — владелец этого магазина.