Подчасок с поста «Старик»
Шрифт:
И Тимофей, не раздумывая, в каком-то мгновенном порыве вдруг вскочил на ноги, съехал с обрыва, в два прыжка очутился у колодца, дернул ноги Арканова кверху… Послышались глухие удары тела о каменные стенки, через несколько секунд донесся гулкий всплеск. Недоля не стал заглядывать в колодец — некогда. Отвязал коня, хлестнул его попавшимся под руки прутом, потом из корыта стал брать горстями воду, заливать свои следы. И все это делал спокойно, размеренно, как заведенный, и только поднявшись на обрыв, почувствовал, как у него дрожат руки и ноги, пересохло
«Надо успокоиться… Да и нельзя мне здесь сейчас быть. Увидят коня, станут всадника искать. Не мог же я не заметить, куда он делся?! А может, поднять крик, что он в колодец упал? А если не убился до смерти и его успеют вытащить? Нет, ни к чему…»
Откатил пулемет в кусты, забросал ветками — и во двор. Через заднюю калитку. И только порог перешагнул — Настя навстречу. Какая-то необычная. То слова не добьешься, а тут улыбается, глаза блестят.
— А я думала, вы с ними, — обожгла громким шепотом ухо.
— Что?
— Думала, как и они… Но смотрю — вы его за ноги…
У Тимофея все вдруг похолодело.
— Так ему и надо. Вреднющий был, самый вредный из них. И ко мне все приставал.
— Так ты…
— Ну да, все видела. Собралась воды принести, а он подъехал. Не хотелось мне с ним встречаться, ждала, когда от колодца уйдет… А тут ты…
Тимофей и слова сказать не может — если она… Да Настя, видать, поняла его состояние, зашептала:
— Ты не бойся, я никому… Я сама их ненавижу, ух как! — И сжала пальцы в кулак.
Отлегло от сердца у Тимки, и губы его сами в улыбку растянулись.
И она улыбается:
— Иди отдохни пока, а я сейчас обедать принесу…
Тима молча направился к лестнице на сеновал.
— Чего ты туда в жару да духоту? Перебирайся в сарай. Там возок стоит, натаскай в него сена и спи. И спокойнее и лучше…
Жалко Тимофею было расставаться с таким хорошим наблюдательным пунктом, но послушался, пошел в сарай; сейчас у него такое состояние — не до наблюдений.
В сарае прохладно и сумрачно, пахнет дегтем и конским потом от развешанной по стенам сбруи. Нашел возок, плюхнулся на сиденье, прислонился к стене и даже глаза закрыл, такая вдруг навалилась усталость, а с ней и какое-то непонятное забытье, совсем непохожее на сон, но и не явь, потому что он снова чистил пулемет, разговаривал с голубоглазым человеком, потом скатился с обрыва, чтобы бросить в колодец своего бывшего командира Арканова.
Вздрогнул от скрипнувшей двери — Настя.
— Где ты тут? На, ешь!
— Не хочу я…
— Как не хочу? Ешь! Я сейчас тому благородию снесу да приду к тебе, поговорим…
И исчезла.
Вроде и не хотелось есть, а принялся — и откуда только аппетит появился. Ну и еду же Настя принесла — такой Тимофею и по праздникам отведывать не приходилось. Вареники. И с мясом, и с сыром, и с картошкой. Да еще полная миска сметаны. Холодной, прямо из погреба. Уже и живот полон, а оторваться сил нет, глотает вареник за вареником.
— Ты здесь? —
— Да ты-то кто, как хозяину доводишься?
— Считаюсь воспитанницей, только какая я воспитанница? Наймичка — да и все…
Настя тяжело вздохнула.
— Отца моего в прошлом году убили, он в ревкоме работал. А тут банда действовала, братья Шоки, Людвиг и Арнольд. Налетела, ну и… Да не только отца, и в других селах многие погибли. И все больше из тех, кто в ревкомах работал, в комбедах. Потом мать от тифа умерла. Остались мы с сестренкой… Ее тетя взяла, а меня — этот. Говорят, какой-то родственник, да, наверное, просто ему дармовая работница понадобилась… А ты-то как сюда попал, раз не с ними?
— С дружком приехал. Думал отдохнуть после госпиталя, а оно вон как получилось…
— Это с бородатым, что ли? Чудак он. Давай, говорит, Настя, поженимся. А какая сейчас женитьба, когда война? Да и не разрешит отец ему на мне жениться, богатую невесту подыщет. А мне все равно…
— Настя, а их… Ну ты знаешь кого, много тут?
— Первым полковник появился, родственник, что ли, нашему Адаму Антоновичу. Он будто бы высадился на берег с корабля, ранили его при этом, до сих пор руку на перевязи носит…
— Обожди, обожди, когда это было-то? — перебил ее Тимофей.
— Да как раз в праздник, в ильин день.
Тимофей заулыбался от радости: те высадились у поста Карабуш второго августа, как раз в ильин день. Значит, не пропал его выстрел. Жаль, что не наповал, но и то хорошо, пусть заметку носит.
— Ну-ну! — подбодрил он замолчавшую было Настю.
— Потом вот тот, что ты… Поручиком его называли. С ним еще двое, тоже поручики, они куда-то часто уезжают. С неделю тому назад опять двое явились, откуда-то убежали, из больницы, кажется…
«Это, наверное, мои знакомые…»
— А чуть раньше их вот этот, что сейчас в доме сидит, заявился. Он из дома никуда. Курит да самогонку тянет. А главным у них, видать, тот, который с вами приехал. Перед ним все тянутся, «сиятельством» называют… Что-то плохое они задумали.
— Восстание, Настя, хотят поднять.
— Так ты тогда уезжай… Чего тебе с ними?..
— Сейчас меня уж отсюда просто так не отпустят… Подумал немного, добавил:
— Да и нужно мне тут побыть…
— Разузнать все хочешь?
Хоть теперь Тимофей и не сомневался в сочувствии Насти, однако промолчал.
— Понимаю, нельзя тебе всего рассказывать, — догадалась Настя. — Хочешь, я тебе все, что услышу, передавать буду?
— Конечно, хочу!
— Тогда я пойду. Как бы не приехал кто. Да и вообще, раз такое дело, нам нужно поменьше вместе быть. Пусть думают, будто мы и незнакомы вовсе.
«Смышленая!» — подумал Тимофей, когда Настя выскочила из сарая.
Глава XII
ИСПЫТАНИЕ