Подчинись мне
Шрифт:
Стою посреди груды осколков, некогда бывших зеркалом. На полу валяется что-то еще, что попалось под руку, пока я крушил ванную.
Облокачиваюсь о мраморную столешницу с раковиной, пытаясь отдышаться. В легких горит. Виски вот-вот взорвутся. И блевать тянет. Все тут, сука, загадить!
Никита влетает в ванную, замирая на входе. Даже не смотрю в его сторону.
— Вон! — ору.
– Все нахрен пошли!
– добавляю, замечая вздыхающую позади сына Аллу Егоровну.
А они так и стоят. Не уходят. Женщина закрывает
— Пошли отсюда к хренам!
– гремлю на весь дом.
— Пап...
– в голосе сына слышна дрожь.
– У тебя кровь...
— Вон, я сказал!
— Пап!
Хватаюсь за мыльницу, чудом оставшуюся возле раковины, и запускаю в сторону двери. Незваные гости умудряются отскочить.
Отдаленно слышу звуки борьбы. Алла что-то втирает моему сыну, а тот огрызается.
Может, надо было дать Машке сдохнуть тогда? И ничего этого бы не было. Ничего, сука, не было бы!
Открываю кран и с трудом складываюсь рядом с ним, чтобы напиться воды прямо, оттуда. Хлебаю ее ртом, поливаю на лицо.
В одном училка права - я отвратителен. Даже себе. Сорвался, блядь, хотя обещал никогда этого не делать! Похоронил бухло и наркотики вместе с матерью моего ребенка.
Но стоило лишь раз оступиться... И провал на аукционе с землей стал последней каплей.
Оказалось, я не так всемогущ, как думал.
— У него рука разбита! Мы же не можем так его оставить!
– слышу голос Никиты, но никак не реагирую.
Вот и я не смог. Не смог оставить ее. Машку. И что со мной теперь?
Алла что-то отвечает в той же манере. Уже не различаю. Там есть еще голоса. Среди них стараюсь распознать ее голос. Нежный. Бархатистый. Который так хочется услышать снова.
Она ведь кончала со мной. Подмахивала жопой и кончала... А потом рыдала. Перед взором эти глаза ее. Красные. Здоровые. И смотрят так. До души пробирают. Прямо в нутро бьют. Под дых хреначат.
Я только глаза закрываю и вижу, как она опять делает это. Учительница. Как смотрит. Сначала умоляет поиметь, а потом заливается плачем снова. И снова.
А теперь вот приперлась. Как ни в чем ни бывало пришла. Такая же сука как все. Бабло ведь нужно каждому. Надо только распробовать его вкус. Распознать. И потом уже не сможешь остановиться.
И она не смогла. Учительница. Пришла сучка. Ко мне пришла.
Разворачиваюсь к душевой кабине. Хватаюсь за нее обеими руками. Иначе на полу расстелюсь.
Кажется, вспарываю ступню осколком. Но почти не чувствую.
Я вообще ничего не чувствую сейчас. Пустота.
А так хотелось ее... каждый день. В руках своих держать. Рядом чтобы.
А попадались только заменители. Безликие. Такие же пустые внутри, как и я. Хотелось закрыть их блядские рты. Чтобы не слышать голоса. Не понимать, что не то. Не так. А потом опять видеть эти глаза. С обидой, ненавистью.
Воду включаю. Ледяную. Не могу сообразить, как сделать теплую.
Она морозит
— Тимур...
– какой же охренительный голос.
Училка забирается в кабинку рядом со мной. Помогает сделать воду теплее. Но я горю и без того.
— Я здесь, - она прижимается ко мне.
– И всегда буду. Теперь всегда... Твоя...
Варя намыленными ладошками гладит мое тело. Я же смотрю на нее и не могу понять. Что же ей нравится сейчас больше: я или то, что можно получить, будучи рядом.
— Прикажи мне, - шепчет девушка, глядя прямо в глаза.
– Прикажи встать на колени. Ты ведь хочешь этого? Я очень хочу, - и улыбка. неестественная. Шлюшья.
Так смотрела на меня Маша. Она всегда смотрела именно так. И я верил.
С рыком накидываюсь на училку. Еще одна наглая лгунья. Пытаюсь схватить ее за горло, но оступаюсь. Ноги перестают держать. С грохотом врезаюсь в стену кабинки. Сползаю по ней.
— Сууукааа!
– реву.
– Ты такая же блядь, как все!
— Пап...
– голос сына позволяет мне понять, что разум давно за границами реальности.
— Пожалуйста, прекрати это... Давай, я помогу тебе вылезти?!
Смотрю на Никиту, и усмешка натягивает губы. За что я с ним так? Сам ведь виноват. Трахался без резинки, а потом не дал Машке сделать аборт. Я выбрал это сам. Выбрал стать отцом. Так почему я такой хуевый отец? Почему ничего не чувствую?
— Твоя мать ничем не болела, - сообщаю.
Сейчас же самое подходящее время. Отвадить от себя последнего человека, кто еще испытывает чувства ко мне. Вызвать ненависть.
— Пап...
— Дослушай, блядь! Почему ты не слушаешь никогда?
Сын замолкает.
— У нее не было никакого рака. Она сдохла от передоза через два месяца после твоего, рождения. Машка просто отказалась от тебя еще в роддоме. А бабка с дедом перестали контролировать ее чистоту. А я так вообще первый раз подошел к тебе, когда тебе стукнуло полгода.
Никита замолкает. А я улыбаюсь довольно.
— Вот и подумай, какое дерьмо ты собираешься тут спасать, - даю сыну пищу для размышлений, и он тут же убегает, оставляя меня одного.
Глава 51
Варвара
Перекусив на скорую руку, возвращаюсь к себе в комнату. Это как тюрьма для меня. Не знаю, почему в родном доме чувствую себя настолько зажатой. Будто сами стены давят. Или это пережитое так распирает изнутри?
В любом случае, я обещаю себе начать с чистого листа. Завтра. Сегодня, так уж и быть, погорюю еще. Раз в груди так сильно зудит желание заплакать, значит, это мне действительно нужно.
Проходит около двух часов прежде, чем я слышу раздирающий сознание трезвон. Кто-то так сильно давит на кнопку звонка, что у него, наверное, побелели пальцы.