Поддавки с убийцей
Шрифт:
Плотно утрамбованная земляная поверхность площадки совсем не пострадала от ночного дождя и успела подсохнуть под ранним солнышком. Прогнав машину, как по автодрому, я лихо затормозила у ржаво-металлических и серо-дощатых строений на противоположной ее стороне. При торможении Ивана швырнуло вперед, и он едва не слетел с сиденья. Ничего, перенес. Только прогундел что-то окровавленными, успевшими раздуться губами.
Хотелось закурить и полежать на травке под деревьями. И почему подобные желания приходят в самое неподходящее для них время?
Обойдя машину,
Сейчас хорошо бы разозлиться, чтобы в пять минут управиться с разговором. Для начала, схватив Ивана обеими руками за шею, я выкинула его из машины. Он упал на колени, едва не перекувырнувшись, ударился головой и задергался, поджимая ноги. Я пнула его еще раз для острастки, захлопнула дверцу и присела рядом. Жалкое зрелище! Хорошо, что обратно мы будем добираться порознь и можно больше не заботиться о чистоте его одежды.
— Руки больно! — пожаловался он, глядя на меня снизу вверх, по-собачьи.
«Поступайте с другими так, как хотите, чтобы поступали с вами!» — вспомнила я и сжалилась.
Пока я копалась в тех немногих инструментах, которые ездят со мной везде и всюду, подыскивая что-нибудь подходящее, Иван сумел сесть и, похоже, готовился встать на ноги.
— Подожди! — крикнула я, и он повиновался.
Тоненькой отверткой я расстегнула замок одного из браслетов, освободила ему руки.
— А-а! — простонал он, растирая запястья.
Вцепившись ему в волосы, запрокинула его голову назад и проговорила, стараясь, чтобы голос звучал как можно жестче:
— Времени на уговоры у меня не остается — Кирилл ждет. Ты будешь говорить без мордобоя?
— Буду, — тупо пообещал он. Устал, видно, нервничать.
— У Кирилла есть оружие? — спросила я, заходя спереди.
— Н-не… не видел! — промямлил он.
Врет? Или действительно не знает? Так, значит, оружие не исключается.
— Действительно ли Керя приготовил сегодня деньги?
— Да, да! — От желания меня убедить Иван даже подпрыгнул.
— Где он будет их держать?
— Кого? — не понял он, и я четко, как можно медленнее повторила вопрос:
— При себе ли Кирилл намерен держать деньги или он спрячет их в укромном месте?
— Да, деньги! — дошло до него. — Нет, не при себе. Он сказал, что сходит за ними и принесет, если отдавать придется.
Разумно урка придумал. И я бы так поступила. Из осторожности. Хотелось уточнить, что значит «если отдавать придется», но время было дорого. На месте разберемся.
— А теперь, Иван, перестань дрейфить, ничего страшного тебе на самом деле не грозит. Соберись, если сможешь, и ответь внятно: что такое «капли»? Отвечай! — прикрикнула я, видя, что он опять колеблется.
— Как же не грозит! — заканючил он и заерзал, пытаясь отодвинуться от меня подальше. — Кирилл Федорович мне грозил! Убьет он меня, ей-богу убьет!
— Не убьет. Я не буду тебя подставлять, ни к чему мне это.
— Драгоценности это. Такие, каких ты и не видывала! Камешки,
— Где они? У Кирилла?
— При нем, при нем, они всегда при нем. Он их от себя никуда не отпускает.
Вот так. Значит, «капли» все-таки существуют. И находятся у Кирилла. Любопытно!
Теперь не мешало бы закурить. Я шагнула к машине и, не выпуская Ивана из поля зрения, задала последний вопрос:
— Теперь давай о собаке. Зачем Аладушкин ее зарезал? И почему после этого понадобилось его убить?
Думая, что Иван молчит, собираясь с мыслями, я спокойно достала из бардачка моток тонкой, крепкой веревки, прикурила сигарету и только тогда повернулась. Непростительная для профессионала потеря бдительности! Иван, не оглядываясь, улепетывал со всей доступной ему скоростью и был уже возле деревьев, под которыми мы вчера с Костей выясняли отношения с рокерами. Ни кирпичей, ни грязи под ногами здесь не было, и Иван бежал намного быстрее, чем на стройке.
Догнала я его молча, не утруждая себя окликами и угрозами. Услышав за спиной шорох, он заверещал по-заячьи и, подхватив с земли толстую с зазубринами палку, обернулся ко мне.
— Зашибу, Танька, не подходи, зашибу! — взвизгнул он, дико вращая выпученными глазами.
«А ведь зашибет!» — подумала я и осторожно, боком двинулась вперед.
Замахивался он медленно, широко расставив ноги и покачиваясь из стороны в сторону.
Я вскинула вверх ногу и подошвой кроссовки встретила опускавшуюся на мою голову дубину. Неприятное ощущение — когда настроена на жесткий удар, а получаешь вместо него нечто легкое и поддающееся. Палка оказалась трухлявой и рассыпалась при первом прикосновении. Я потеряла равновесие.
Свалившись, я едва успела отбить рукой отломившийся кусок, полетевший мне прямо в голову. Вскочить на ноги не успела — зарычав по-звериному, Иван кинулся на меня, держа перед собой оставшийся в его руках огрызок дубины. Прикрыв голову руками, я получила скользящий удар по плечу и застонала от навалившейся на меня тяжести. Не выпуская палку из рук, он прижал меня к земле, а затем надавил ее мне на шею изо всех сил. Если б это у него получилось, думаю, ему удалось бы на сей раз меня задушить. Я даже почувствовала приближение паники, но тут наручники, так и болтавшиеся на одном из его запястий, раскрытым браслетом больно ударили меня по лбу. Вместо паники меня обуяла неистовая злость, и я почувствовала, как свирепею.
Опять меня убивают, и это несмотря на все мои попытки быть корректной с этим охламоном!
Мне наконец удалось освободить из-под него ноги. Согнув их в коленях и уперевшись стопами в землю, я резко подбросила его кверху тазом и мгновенно сдвинулась в сторону. Тело на две трети оказалось свободным, и, сделав резкий выпад, я коленом достала его затылок. Он врезался лбом в обломок дерева, которым все еще надавливал мне на плечо, и, пока он приходил в себя от неожиданости, я сбросила с себя его руки и ладонями жестко врезала ему по ушам. Теперь, если не медлить, освободиться было не сложно.