Подделка
Шрифт:
– Но не можешь же ты делать это вечно, – возразила Надин. – Посмотрим правде в глаза: я следующая за тобой.
– Нет! – почти вскрикнула Тильда, намазывая второй кусочек тоста. – Ты не обязана…
– А что я обязана? Отправить маму, папу и бабушку в богадельню? Если не я, тогда кто? «Дабл тейк» едва себя окупает. Преподаватели получают не так уж много. Бабушка, с тех пор как умер дедушка, ничем, кроме кроссвордов, не занимается, а Финстерсы не продаются. К тому времени, как я закончу школу, ты просто помешаешься из-за этих фресок. Значит, остаюсь я.
– Я обо всем позабочусь, –
– Все в порядке. Я так решила. Но я не стану заниматься нелюбимым делом. Не хочу…
– Что? – быстро спросила Тильда, заранее зная, что услышанное ей не понравится.
– Не хочу быть такой же несчастной, как ты. Хочу сохранить способность смеяться даже в тридцать четыре года.
– Я смеюсь, – возразила Тильда.
– Когда?
Тильда поспешно вернулась к тосту.
– Я смеялась на фильме «Баффи, победитель вампиров» в прошлый вторник. Определенно помню, что фыркала.
– Я люблю петь. А ансамбль Бартона хорош, пусть даже папа так не считает и терпеть не может Бартона. Но Бартон неплохо ко мне относится. Может, именно таким способом я смогу нас содержать.
– Ты выбрала Бартона, потому что решила зарабатывать деньги пением? – Тильда покачала головой и подняла стакан с соком и тарелку с тостом. – Я должна об этом подумать. Послушай, мне нужно идти вниз, готовиться к новой фреске. Не возьмешь Стива?
– Конечно, – кивнула Надин, гладя мохнатую головку. – Он может смотреть, как я одеваюсь.
– Не забудь закрыть глаза, Стив, – велела Тильда. – Да, Надин, если увидишь Дэви, передай, что все записи об остальных картинах – в верхнем ящике стола.
– Обязательно. А какие остальные картины?
– Тебе не стоит об этом знать, – бросила Тильда, направляясь к двери. – И кстати, Надин, я вовсе не несчастлива.
– Ну разумеется, – поддакнула Надин, явно не желая спорить.
– Вот так, – постановила Тильда и отправилась работать.
Глава 8
Оказавшись в подвале, Тильда включила свет в мастерской отца и впервые заметила, как холодно поблескивают белые шкафы и стены. Стерильная чистота больницы. Оказавшись в се белой спальне, Дэви мгновенно подметил, что комната выглядит как морозильная камера, и теперь, находясь в безупречно чистой мастерской, она поняла его правоту. Монохромная белизна прекрасно подходила к студии, заполненной картинами, и наводила тоску в жилых помещениях. Может, стоит на недельку оторваться от работы, нарисовать на чердаке джунгли, сочные зеленые листья, вьющиеся по стенам и в изголовье кровати? Только на этот раз никаких Адама и Евы, они слишком банальны, просто дешевка, она нарисует джунгли, в которых сможет прятаться Стив.
Тильда грустно усмехнулась. Ей еще много лет не удастся оторваться от работы, а если и удастся, то какие тут джунгли? Джунгли – для малолеток вроде Надин. Нет, она выкрасит стены в приятный голубой цвет… может, с десяток звезд на по толке, несколько легких облачков на стенах, чтобы спать на небесах…
Очередная глупость. Пора становиться практичной!
Она поставила завтрак на чертежный стол, прошла в другую часть
Перебирая репродукции, Тильда нашла «Лилии» Моне, которым скоро предстояло красоваться на стене ванной в Нью-Олбани. Что же, подделка импрессионистов требует не так много времени, как мастера Ренессанса, так что на следующей неделе у нее, возможно, будет время выкрасить свою комнату. Может, в желтый цвет. С подсолнухами по стенам, только с настоящими солнышками вместо головок…
– О, ради Бога, – произнесла она вслух. – Никаких подсолнухов!
Тильда положила репродукцию на стол, поставила запись Мелиссы Этеридж и включила привинченную к краю стола лампу, которая отбрасывала чистый белый свет, не искажавший цвета на репродукции. Она принялась есть левой рукой, правой размечая оттенки, сосредоточившись на той работе, которая приносила деньги, и почти не слушая Мелиссу, певшую «Я единственная». Что же, работа как работа, ничем не хуже других. Она сама себе хозяйка, а если и приходится рисовать, то она это любит. И пятнадцать лет провела, создавая себе репутацию большой художницы. Мастера подделок размером с фреску.
Жизнь могла бы быть куда хуже. Что, если бы ей пришлось зависеть от кого-то? Отчитываться перед боссом? Притворяться, будто симпатизирует кому-то, чтобы только иметь деньги и еду? Вот это был бы ад! Так что ей еще крупно повезло.
Тильда всмотрелась в репродукцию.
«Ненавижу Моне. Просто ненавижу», – подумала она и вернулась к работе.
Всего в трех кварталах от галереи Клеа сидела за завтраком, нетерпеливо барабаня пальчиками по кофейной чашке. Она едва сдерживалась, чтобы не швырнуть ею в Мейсона, однако ухитрялась при этом излучать нежность и теплоту; он должен понять, что она именно та женщина, лицо которой ему хочется видеть за столом до конца дней своих.
– Не могла бы ты прекратить? – буркнул Мейсон, глядя на нее поверх газеты.
– Ах, извини, – пропела Клеа, отнимая руку. – Просто задумалась.
– В таком случае не думай, – посоветовал Мейсон, возвращаясь к газете.
Нехорошо, Совсем нехорошо. Сначала пришлось провести целый вечер в этой крысиной норе, именуемой галереей, и наблюдать, как Мейсон трясется над никому не нужными бумажками и флиртует с Гвен Гуднайт. Потом откуда-то взялся Дэви Демпси, и в довершение всего Мейсон, вернувшись домой, заявил, что чувствует себя слишком усталым для секса. Нужно немедленно что-то предпринять.
– Снова барабанишь, – проскрипел Мейсон, сворачивая газету.
– Прости. – Клеа отодвинула чашку и вымучила улыбку. – Так что мы собираемся сегодня делать?
– Лично я буду работать над исследованием творчества Скарлет Ходж. Что будешь делать ты – не знаю, – отрезал Мейсон.
– Вот как, – прощебетала Клеа, стараясь выглядеть независимой и жизнерадостной. – Тогда я поеду в музей, посмотрю здешних примитивистов. Хочу сравнить их с коллекцией Сирила.
– Прекрасно, – сухо обронил Мейсон. – Тем более что уровень коллекции Сирила вряд ли дотягивает до музейного.