Поддубенские частушки. Первая должность. Дело было в Пенькове
Шрифт:
«Где Матвей?»— подумала она и стала искать его глазами.
Он сидел без шапки, вытянувшись, и смотрел не на экран, а куда-то вбок, наверное на Тоню.
— Надо же! Какая длинная картина! — сказала Тятюшкин не ответил ей. Он спал.
Лариса вздохнула и тупо стала дожидаться конца. А светлые упругие лучи по-прежнему покойно струились к экрану, соединялись, пересекались, раздваивались над ее головой.
Наконец картина кончилась.
Лариса поднялась и в медленном потоке ничего не подозревающих людей вышла в фойе. Старики расходились по избам, молодые растаскивали по сторонам скамейки, очищали место для танцев. В зале открыли окна.
Матвей стоял
— Нам надо постоянного человека, — услышала Лариса голос Тони.
— Что я тебе, рожу человека, — возражал Иван Саввич.
— Для культурной работы можно найти. Он себя окупит.
— Хочешь — бери своего деда.
— Вы шутите?
— Зачем шутить. Может, от него хоть в клубе польза будет.
— А что! Бери, — посоветовал Матвей. Лариса тронула его за руку.
— Ты домой скоро?
— Обожди, попляшем.
— Не хочу я плясать. Пойдем-ка, поговорить надо.
— После поговорим.
— После так после. Я домой пойду.
— Ступай.
И Лариса пошла домой одна.
С того дня, когда она пела частушки, отношения у нее с Матвеем испортились. Хуже всего было то, что он ни разу не попрекнул ее, ни разу не поругался — словно ничего не случилось. Хоть бы отругал, хоть бы ударил — на этом бы и кончилось. А он словно замкнулся на все замки, замолчал, отвечал неохотно и коротко, и только мучил Ларису своим темным взглядом и непонятной улыбкой… И так тянулось целую неделю.
В клубе заиграла гармонь. Начались танцы. Через открытые окна было хорошо слышно, как Шурочка запела страдания.
Сорву я веточку, Сорву я витую. Спою про Манечку Я про убитую. Две сестренки шли, Нюра с Манею. Любили мальчика, Звали Ванею. Какой хорошенький Был мальчик Ванечка, Любила младшая Сестренка Манечка. Где ручьи текут, Там цветы цветут. Нюра с Манею Туда гулять идут. Нагулялася Вот и Манечка, Отозвал ее В сторонку Ванечка. Нюра видела, На Маню злилася, Отомстить ее Она решилася.Лариса давно знала эти страдания, часто сама пела их и танцевала под этот простенький привычный мотив. Но сейчас ей вдруг показалось странным, как можно плясать под такую дурацкую песню. Она шла домой, а свежий голос Шурочки догонял ее:
Нюра домой пошла, Финский нож взяла, Маню-девочку Под кустом ждала. Пошла Манечка ДомойШурочка пела, и в клубе танцевали девчата, и Матвей был там, возле Тони. «Любит он Тоньку — это ясно, — думала Лариса. — Ему с ней интересно. А со мной скучно… Ну ладно, гулял бы, только тихо, чтобы люди не видали. Погуляет — отстанет… А если не отстанет? Если крепче привяжется? Что тогда? Что мы будем тогда делать с тобой, ребеночек? Да она-то что, Тонька-то, не понимает, что ли? Как она может! Матвей ведь отец… Отец! Нет, я поговорю с ней… Пускай отступится. Не отступится — хуже будет. Так и скажу — хуже будет!»
Она поднялась на крыльцо, открыла дверь. А из клуба еле слышно доносились знакомые страдания:
Услыхал тут крик, Идет и Ванечка, Поглядел в кусты: Убита Манечка. В церкви тихий звон — Хоронят Манечку, А вместе с Манечкой Кладут и Ванечку. Ой, подруженьки, Я стою в дыму, Теперь и Нюрочка На каналстрою.Лариса тихонько, чтобы не будить свекровь, вошла в избу: «Так я ей и скажу, — продолжала она думать — «Не отступишься — хуже будет». Так прямо и скажу».
В сенях послышались шаги. Но это был не Матвей, вошла Алевтина Васильевна.
— Тебе что? — спросила Лариса холодно. — Так зашла, посидеть.
— Матвей там?
— Там. Выплясывает. — Алевтина Васильевна вздохнула. — Теперь понятно, чего Тонька за клуб хлопотала. Ей там ловко с ним. Простору много. Да и наши-то мужики вовсе совесть потеряли…
— Не трепли языком. Мужик мой — мне и разбираться…
— Так разве я что говорю?.. Матвей у тебя хороший, дай боже… Все она, разлучница. Не она бы — жили бы вы себе…
— Уходи, Алевтина Васильевна… Наплевать мне на нее.
— Да что я, не вижу, как ты убиваешься, касатка? Что у меня, сердце каменное? Ведь я тебя нянчила, когда ты махонькая была. Этакая была, довесочек… Вон и шляпку купила, как у Тоньки. Что я, не вижу? Только она его не шляпкой берет.
— Спать время, Алевтина Васильевна. Уходи.
— Иду, иду, касатка. А Тоньку ты оберегайся. Я пожила — понимаю.
— Уходи.
Лариса подошла к выключателю и потушила лампочку.
Пришел Матвей, зажег свет и увидел Ларису. Она сидела за столом, подперев руками голову, и большие глаза ее были наполнены слезами. И, увидев непролившнеся слезы в ее глазах, Матвей понял, как долго и неподвижно она сидела на этом месте.
Глава шестнадцатая
Лекция
на экономические темы
На следующий день состоялось выдвижение дедушки Глечикова на должность библиотекаря колхоза «Волна». В этом выдвижении заключалась небольшая хитрость: истопником или сторожем при клубе дед работать не согласился бы, а в библиотекари пошел с удовольствием — все-таки должность руководящая.