Подельник эпохи: Леонид Леонов
Шрифт:
Любопытная деталь: они с Леоновым могли друг друга видеть ещё во время Гражданской, когда Рыбалко был комиссаром бригады в 1-й Конной армии. В селе Тягинка в 1920 году некоторое время квартировала и бригада комиссара Рыбалко, и 15-я Инзенская дивизия, где служил красноармеец Леонов. (Ко всему прочему, уже после войны, в 1946-м, пути их Пересекутся снова, когда оба — и маршал, и писатель — станут депутатами Верховного Совета СССР)
Сейчас же в штабе Рыбалко в одном из сёл под Черниговом Леонов проведёт целую неделю.
Запомнилась писателю одна забавная история, свидетелем которой он был.
В суматохе
О жёстком нагоняе, который устроил Рыбалко подчинённым, догадаться несложно.
Конечно, слава генерала строилась далеко не на таких казусах.
Башенный стрелок «персонального» маршальского танка Муса Гайсин вспоминал: «Рыбалко ходил в танковые атаки на „Виллисе“. Причём, как правило, стоя во весь рост в сером комбинезоне. Из открытой кабины вездехода лучше видно поле боя. А в машине стояла радиостанция, вот он и руководил действиями экипажей. Зрение у него было отличное. Однажды во время атаки слышу: кто-то стучит по башне снаружи. Высовываюсь из люка — батюшки, рядом с нашей „тридцатьчетвёркой“ несётся „Виллис“, а Павел Семёнович, держась одной рукой за лобовое стекло, в другой сжимает свою суковатую палку и показывает ею левее. Я мигом поворачиваю пушку туда, гляжу в прицел и обомлеваю: на меня смотрит ствол замаскированного под копну „тигра“. Благо я выстрелил первым».
К Леонову Рыбалко относился с полным доверием: писатель постоянно находился собственно у командного стола, следя за работой генерала, в свободные минуты, по возможности, расспрашивая его.
Леонов тогда уже задумал повесть «Взятие Великошумска», и, пытливый самоучка, он стремился самым серьёзным образом разобраться в танковом деле.
В его повести Рыбалко является прототипом сразу двух героев. Естественно, что он — это эпизодически появляющийся командующий — «победитель Днепра», как определяет его писатель. «На газетной фотографии, опубликованной по поводу присвоения ему звания Героя, — пишет в повести Леонов, — был изображён нестарый человек недюжинной воинской зоркости и большого волевого нажима; этот был человечней и старше. По меньшей мере десять лет отделяли портрет от оригинала».
Но одновременно с тем куда более точным слепком с Рыбалко является главный герой повести — командир отдельного корпуса, носящий созвучную фамилию Литовченко.
Он, как и Рыбалко, тоже родом с Украины — и вернулся на свою землю, отвоёвывать её. И опять же, как Рыбалко, тоже человек-легенда: «Страна узнала имя Литовченки сразу в звании генерал-лейтенанта, которого к исходу второго года именовали уже ein grosser zermann», то есть: великий танкист. Именно так всё и было, потому что Рыбалко встретил войну на преподавательской работе, на фронт был призван летом 1942-го и сразу же прославился несколькими блестящими операциями.
Единственно, что Литовченко, равно как и его главнокомандующий — «победитель Днепра», согласно повести, воевал на Халхин-Голе, а Рыбалко — нет. Рыбалко в 1930-е находился чуть южнее: в Китае, то в качестве военного атташе, то в качестве «русского генерала китайской службы», и участвовал, между прочим, в борьбе против уйгурских повстанцев Ма Чжунина, выступая под псевдонимом —
Но передвигается Литовченко в повести конечно же на «виллисе».
Действие происходит зимой, в третий год войны, в ту самую зиму 1943-го, начало которой Леонов провёл на фронте, бок о бок с танкистами.
Самое болезненное совпадение реального Рыбалко и Литовченко из повести связано с темой отцовства обоих генералов.
Рыбалко возглавит армию в сентябре 1942 года, и вскоре после прибытия на фронт жена сообщит ему страшную весть — весной во время боёв за Харьков в танке сгорел их единственный сын лейтенант Вилен Рыбалко. Леонов, естественно, знал об этом.
Генерал Литовченко на первых же страницах повести встречает на пути танковый экипаж, где водитель — тоже Литовченко, молодой парень.
Не сын, нет. Однофамилец, с котором генерал говорил, по словам писателя, «как с сыном».
Молодому Литовченко придётся пережить страшные и жуткие бои, но он выживет и всё перенесёт.
«Взятие Великошумска» выйдет уже в 1944-м, Леонов будет читать её полководцу сам.
Оживить в повести сына его прототипа было бы, наверное, неправильным. Глубоко нетактичным… Но утешить мужественного генерала, сказав, что не перевелась и не переведётся на земле порода хоть Рыбалко, хоть Литовченко, — это было достойным шагом.
Эпос и трагедия
В декабре 1943 года Леонов присутствует на харьковском судебном процессе над фашистскими преступниками и пишет с процесса душераздирающие отчёты в «Известия».
В январе 1944-го он снова близ передовой: на этот раз на Ленинградском и Волховском фронтах. Видит наступление, полностью освободившее Ленинград от блокады.
Вернувшись домой после почти трёхмесячного присутствия на войне, Леонов приступает к написанию «Взятия Великошумска». Он сделает повесть за четыре месяца. В июле её целиком — по объёму едва ли не полноценный роман — опубликует газета «Правда».
«Взятие Великошумска», как и две другие художественные вещи военной поры — замечательное «Нашествие» и куда менее удачная «Лёнушка», объединяет одно: высокая, эпическая интонация. В повести она выдержана безупречно.
В этом смысле «Взятие Великошумска» не совсем правильно рассматривать по тем же лекалам, что, скажем, и появившуюся позже «офицерскую прозу».
Леонов пишет былину; оттого речь его героев зачастую патетична, даже пафосна. Но пафос этот осмыслен, продуман и необходим: Леонов творит мир добра и зла, героев и чудовищ; он видит, что здесь и сейчас решается история человечества.
Что до фактологии — то в этом смысле в повести всё сделано безукоризненно точно — такой достоверности не могли добиться иные военные литераторы, делая в своих текстах множество обидных ошибок.
Леонов читал свою повесть в Главном автобронетанковом управлении, и по окончании чтения заместитель командующего бронетанковыми и механизированными войсками Советской армии В. Т. Вольский сказал: «Угодно ли вам немедленно получить звание инженер-майора бронетанковых войск?»
Не уверены, что закалённый военный мог в полной мере прочувствовать эпичность и торжественное звучание текста, но профессиональный инженерный подход он оценил вполне.