Подготовка смены
Шрифт:
— А смысл? — хмыкнул я, — Сам подумай, Махарбал, если их будет меньше, чем ваших здешних, много ли вам будет от них помощи? А если их будет больше, захотят ли они вам подчиняться? Ты для кого Керной овладеть хочешь, для себя или для них?
— Тоже верно, — доморощенный ррывалюционер заметно поскучнел, — Если наши соплеменники из Карфагена будут прибывать в город, который уже наш, то это одно дело, а если город ещё не наш и будет взят больше их руками, чем нашими — тогда это, конечно, совсем другое дело получается.
— Этого нам ещё только не хватало! — фыркнула его супружница, — У себя пусть в своём Карфагене командуют, если их там кто-то станет слушать, а у нас найдётся кому и без них! Власть в Керне — для старожилов Керны, а не для
— Именно это я и хотел сказать, — заверил её финик, — Нельзя же равнять в самом деле приезжих, не знающих местной жизни, с уроженцами Керны. Пусть они и ханаанцы, а не какие-нибудь там мавры…
— Чем тебе не угодили мавры?! — тут же взвилась мулатка, отец которой был не фиником, а офиникиевшим мавром.
— Я говорю о дикарях, а не о наших, говорящих на нашем языке, чтущих наших богов и живущих по нашим обычаям, — уточнил её супружник, — Наши мавры — какие они мавры? Давно уже наши, и разве сравнишь с ними дикарей?
— А что ты там говорил насчёт наших поселенцев? — ухмыльнулся Фабриций.
— Так я ведь сказал, почтеннейший, что вашим испанцам мы будем только рады. Это же совсем другое дело. Они ведь у вас народ-войско? Я видел их тренировку — это как раз то, что нам нужно. Нам именно военных поселенцев вокруг города и не хватает, чтобы не зависеть ни в чём от окрестных дикарей. Такие люди, которые и обрабатывают землю, и служат в войске — это же опора государства. Кто же таких людей в правах утесняет?
— Карфагеняне, например, — подсказал я ему, — Местных ливийцев, из которых и в войско людей набирали. А в испанской Бетике — турдетан. Из-за этого Ливийскую войну схлопотали после первой войны с Римом, Испанию потеряли во вторую войну, а теперь от нумидийцев страдают, теряя земли вокруг города и задыхаясь от тесноты и безработицы в нём самом. Иначе разве рвались бы они оттуда на выезд? Мы лучших девок на выданье из Карфагена вывозим, и от желающих отбоя нет, и мы ещё не всех берём. А кто им виноват? Сами же и обозлили ливийцев за время господства над ними.
— Мы такой ошибки не повторим, почтеннейший. Ваши испанцы будут иметь у нас равные права с нашими старожилами, а кто породнится с ними и переймёт наш язык, обычаи и богов, сможет и выдвинуться в большие люди наравне с нашими. И карфагенян мы тоже будем больше вокруг города расселять, чем в нём самом, а служить будут вместе с вашими, чтобы и воинами становились такими же, как и ваши испанцы. И не быть им с нами ровней, пока не станут не хуже ваших на деле, а не на бахвальстве своими предками. Мы хотим, чтобы наш народ тоже стал таким же, как и ваш, и мы приложим для этого все усилия. С таким войском не будут нам страшны никакие черномазые. Какие они воины? Да, храбры и отчаянны в первом натиске, но если он не удаётся, то куда девается вся их храбрость? Лучники скверные, пращники и вовсе никакие — разве равняться им с вашими? Хорошо мечут дротики, этого у них не отнять, но что эти их дротики вашей стене щитов, и что их натиск вашей щетине копий? Жаль, что нет у нас такого войска, как ваше!
В общем, амбиции у этой парочки из Керны явно зашкаливают. Авантюристы, да такие, что пробы негде ставить. Если их идеал не вытекает из реальности, тем хуже для реальности — ага, самые натуральные ррывалюционеры, млять, доморощенные, вот власть только возьмём, а там уж всё вырулим, как нам надо. Того, что завербованных для своей ррывалюционной массовки черномазых собираются использовать как пушечное мясо для захвата власти, а затем кинуть, опёршись на наших, даже не скрывают. Рассчитывают ли они всерьёз потом точно так же кинуть уже наших, создав им противовес из карфагенских иммигрантов, хрен их знает, но такой замысел был бы вполне в их духе. А если этот фокус у них и не выйдет, вряд ли их это сильно расстроит — не столь уж и существенны для
— Ты говорил, Максим, что у чёрных людей далеко на юге поведение ещё более обезьянье, чем у финикийцев, — припомнил босс, раздавливая бычок сигариллы в морской раковине, служившей нам пепельницей, — Каковы же тогда они, если таковы — вот эти?
— В среднем, Фабриций, — напомнил я ему, — И среди африканских черномазых есть такие, которые своим поведением больше похожи на приличных людей, чем большая часть жителей Лужи. Но их очень мало. Из кернских, кажется, четверо уже на Горгадах.
— Пятеро. Ещё одного приняли этим летом, — ага, сведения босса поновее наших.
— То-то и оно — один ведь хрен единицы. Не думаю, чтобы в самой Керне таких осталось намного больше. А основная масса — да, в среднем пообезьянистее фиников или каких-нибудь других людей из Лужи. Или, что то же самое по смыслу, финики в среднем не так обезьянисты, как африканские черномазые. Даже карфагеняне обезьянисты всё-же не до такой степени, — мы рассмеялись все втроём.
— В самом деле, откуда-то ведь берутся там эти девчонки, которых привозят не так уж и мало лет сюда, а они в Карфагене всё не кончаются, — согласился Фабриций, — В общей массе тамошнего простонародья их сходу и не увидишь, но по привезённым к нам видно, что попадаются там и такие.
— Так ведь и город же какой? Разве сравнишь с ним Керну? Ну и Масиниссе ещё отдельная благодарность за пополнение Карфагена всё новыми и новыми беженцами. За счёт них там ещё есть из кого выбирать. А из Керны наши уже, считай, повытаскали всех подходящих — если и осталась ещё какая-то горстка, то разве только случайно.
— А в основном, значит, там теперь остались такие, как эти Махарбал и Тала?
— Ну, не в основном. Таких обезьян, хоть в вольер нашего зверинца их сажай, хвала богам, тоже не большинство. Большинство — средние между теми и этими и могут вести себя по обстоятельствам то так, то эдак. Какие у них в авторитете, тем и подражают в поведении. Таких — большинство везде, в том числе и в Керне. А Махарбал с Талой — да, обезьяны, каких и среди черномазых не всякий раз встретишь сходу. Властолюбие — так и прёт из всех щелей. А ещё же и языки подвешены неплохо, а как толпа простофиль может повестись на самую бредовую демагогию, ты и сам прекрасно помнишь по Карфагену.
— Да я, собственно, как раз с карфагенскими демагогами их и сравниваю. В той захолустной Керне народ ведь ещё проще? Вот если объяснить им в Керне эту вашу науку про приличных людей и обезьян, они поймут?
— Не замечать и не чувствовать разницы они, конечно, не могут. И черномазых они ненавидят не за то, что черномазые, а за то, что дикари и обезьяны. Но чувствовать и замечать — это одно, а знать и понимать — совсем другое. Наверное, объяснить им можно, если и не с первого раза, так с пятого, но какой смысл? Там же есть кому всё переврать и сбить их с панталыку. Вот представь себе, объясним мы это, допустим, Махарбалу. Так ведь он же первым и переврёт суть в угоду своей демагогии. Приличными людьми себя со своими сторонниками объявит, а обезьянами — всех черномазых огульно и противников своей проповеди среди фиников и мулатов. Разве не то же самое у любого демагога, если разобраться и вникнуть? Своим приписываются лучшие человеческие качества, чужакам и оппонентам — обезьяньи, которыми и обосновывается противостояние. И Махарбал таким же манером подменит породу расой и приверженностью к своему единственно верному учению, и среднеобезьянистая массовка, которой оно будет льстить, с удовольствием ему поверит и поведётся. Это же легче, чем разбираться и понимать. Черномазые раздражают их, и они поведутся на любое учение, доказывающее их превосходство и проповедующее избавление от этих дикарей.