Подкаменная Тунгуска
Шрифт:
— Демоны! За мной пришли. Спрячь меня под шкурами!
— Лёвыч, натяни шапку, — подал ему треух Ерофеич. — Застудишь больную голову и совсем дураком станешь.
— И ты с ними?… Не подходи, кровавый убийца… А-а-а! — заорал Шмонс, ему вторило гулкое эхо, и без лыж по глубокому снегу кинулся в корявый лес на припорошенном снегом болоте, где курились парком проталины на месте горячих ключей.
Ерофеич встал на лыжи и приказал тунгуске:
— Фёкла,
Тунгуска не ответила ни словом, ни жестом, ни мимикой, ни взглядом. В узких щёлочках прищуренных глаз не было видно её презрительно подрагивающих зрачков.
Шмонс раскрыл глаза и поднял голову:
— Мн-мг-ннны!
С губ на пол сбегали вязкие слюни.
— Очнулся? — деловито спросил Ерофеич, не оборачиваясь к нему. В губах он держал несколько гвоздей и стучал молотком, вгоняя их один за другим в только что оструганную доску.
— Где я?
— У себя на полатях.
— Я не могу подняться.
— Правильно, потому что я тебя связал.
— Зачем?
— Чтобы не буянил.
— Туго связал… Я не могу пошевелиться.
— Опыт патрульно-постовой службы, как никак. Я и не таких бугаев намертво скручивал.
Шмонс горящим взором сумасшедшего минут пятнадцать следил за плотницкой работой Ерофеича.
— Что ты всё строгаешь да пилишь? Гроб мне мастеришь? Меня закопаешь, а денежки мои прикарманишь, эх ты-ы-ы… знаю я вас, подлюк ментовских.
— Ты мне живой нужон, Лёвка. Ты — мой пропуск в прекрасный заморский мир у тёплого моря. Я — твой верный раб, ты сам сказал. На меня можно положиться, как на верного пса. Баз тебя в загранке я никому не нужон — язЫков не знаю. Зато при тебе везде я годный — лучшего телохранителя тебе не найти, а мне лучшего хозяина, чем ты, — тожить. Связал нас чёрт одной верёвочкой.
— Чёрт? Он снова здесь… Развяжи меня!
— Прости, не могу. Ты мне мешать будешь. Я ещё лежак не сколотил.
— Для кого?
— Тебе, дураку.
— Мне и тут удобно.
— Шаман сказал, чтоб я непременно лежак для тебя сколотил. Переносной — с ручками.
— Какой шаман? Зачем шаман?
— Лечить
— От чего?
— От дури и от зелёного змия тоже… Злого духа он придёт из тебя изгонять.
Шмонс помолчал, силясь поднять голову с вытаращенными глазами и наморщенным лбом. Беспомощно шевелил губами, но ничего членораздельного выдавить из себя не мог.
— Чего ты хочешь? — спросил Ерофеич. — В туалет — по большому или малому? Фёкла! Принеси ему кадушку.
Шмонсу наконец удалось судорожно сглотнуть слюну и откашляться:
— У меня руки и ноги занемели от верёвок. Я их не чувствую. Может приключиться омертвение тканей без притока свежей крови Некроз, по-научному.
— О таком не слышал.
— Гангрена!
— Гангрена подождёт. Ещё с полчасика сможешь полежать связанный без вреда для здоровья. Я науку обездвижения человека на практике проходил. Ничего с тобой не станется.
— Может, ты ещё и пытал связанных?
— Не без того, Шманец. Профессия у меня такая.
ГЛАВА 16.0 ИЗГНАНИЕ ЗЛОГО ДУХА
Ерофеичу не понравилось, что шаман был какой-то нетаковский — в очках, при галстуке и говорил по-русски без таёжного акцента. Он привёз с собой охапки сухого можжевельника и багульника.
— Куда мне бросить воскурения?
— Фёкла занесёт в избу, поближе к печке.
— Камланить можно только во дворе на снегу!
— Да ты чо, шаман! Одержимого никак на мороз нельзя выносить — зазябнет и выстудится, — решительно возразил Ерофеич. — Ещё помрёт от простуды, а он мне живой нужон.
Шаман с неохотой вошёл в зимовье. Хмуро оглядел жилое пространство:
— Просторно. Места тут хватит. Только уберите стол, кресло и все стулья.
— Куда я их уберу?
— Куда хочешь! Хоть на чердак.
— Ты хоть знаешь, сколько каждая старинная меблина на вес потянет? С тонну.
— Ничего не знаю… Мне нужно много места, чтобы камланить. Я бегать буду. И костёр разведи посреди горницы.
— Ещё чего! Избу спалишь. Возле печки у огня покамланишь.
— Костёр, я сказал! Подпол есть?
— Есть, ты на самом люке стоишь.
— Хорошо, потом откроешь.
— Зачем?
— Сигать туда буду. Люк на чердак есть?