Подкаменный змей
Шрифт:
– Якоб Штольманн, Erforscher, - отрекомендовался немец. – Путешествую по своему удовольствию. А это meine Frau Анна. Анна Викторовна.
Имя и отчество своей фрау по-русски он выучил очень хорошо, прозвучало, как родное.
– Учёный, стало быть? – поспешил спросить Кричевский. – И что исследуете?
– Всё понемногу, - ответил немец неохотно. – Человеческую природу, в основном.
– О, с этой точки зрения у нас много интересного! Загадочная русская душа, слыхали, герр Штольманн?
– Ja, nat"urlich, - лицо немца украсила насмешливая улыбка. – А с кем имею честь?
– Кричевский Андрей
– И изучаете…
– Фольклор, обряды, сказания местных жителей. Член-корреспондент Русского географического общества, прошу заметить! – гордо сообщил Кричевский. – Я каждый месяц пишу туда подробные отчёты.
Егорьев улыбнулся. Писать-то малохольный писал, да только эти отчёты не шли дальше почтового отделения. Капитан-исправник распорядился. Ещё не хватало, чтобы ссыльные в Петербург депеши слали.
– А что не так с этим Подкаменным Змеем? – заинтересованно спросила Анна Викторовна.
Лицо у неё было умное, сметливое. Не просто любопытствующая барышня. Такой и рассказать не грех – пусть потешится! Егорьев не стал мешать, когда Кричевский, захлёбываясь от восторга, начал любимую свою сказку.
========== Сказание о Змее ==========
Мальчик был лет двенадцати: тонкий, с торчащими ушами, и волосами, светлыми, как солома. Измождённое лицо, глубоко запавшие глаза. Он был первым, кого Анна увидела за много месяцев.
«Кто ты?» - мысленно спросила она.
Но мальчик не ответил. Щуплая тень невесомо скользнула к причалу, где толпились человек двадцать мужиков-мастеровых. От них разило потом, водкой и луком, они всё время шумели и сквернословили. А теперь и вовсе галдели громко – назревала драка. От них следовало держаться подальше.
Она и держалась: стояла у оконечности мыса, где сливались в один два стремительных потока. Один поток – чистый, прозрачный - отливал под солнцем синевой с зеленью, отражая июльское небо и заросли многочисленных островов, другой же был бурный, мутно-серый. Сливаясь, они долго не смешивали свои струи – так и неслись дальше рядом, но не вместе. Зрелище было редкостное.
Анне подумалось, что они со Штольманом похожи на два этих потока: давно уже единое целое, но каждый продолжает оставаться собой. И, пожалуй, о появлении мальчика Якову лучше не сообщать. Может, и не станет смеяться, но в досаде поморщится, не в силах дать всему разумное объяснение. Это хорошо, что сейчас мужа нет рядом – пошёл на пристань узнавать про пароход.
«Кто ты?» - снова спросила Анна у мальчика.
Сама того не замечая, она двинулась за духом и ступила на причал, куда он манил её.
«Что с тобой случилось?»
«Я умер» - без особого сожаления ответил мальчик. – «И мамка скоро умрёт. И тятька тоже».
Души людей, умерших от естественных причин, к Анне обычно не обращались. Во всяком случае, она не могла такого припомнить. Только убиенные – точно знали в ней подругу следователя.
«Тебя кто-то убил?» - спросила Анна, чтобы удостовериться.
«Да. Змей».
«Как тебя зовут?»
«Евсейка».
«А кто такой Змей?»
Но
Она сделала ещё шаг по направлению к шумной толпе, но чьи-то крепкие руки поймали её за талию. Анна улыбнулась. Напугать её не удастся! От мужчины, схватившего её в объятия, пахло не водкой, а одеколоном. Очень знакомым одеколоном.
– Яков Платонович, - одними губами сказала она. – Не шалите на людях!
Как ни тихо было сделано внушение, его услышали. Железное кольцо рук разжалось, Анна смогла повернуться, чтобы увидеть его улыбку. Такой улыбки она почти не видела у него в Затонске. Почему-то там он редко улыбался так широко и непосредственно, как мальчишка, и впрямь становясь лет на десять моложе.
– Куда вы, Анна Викторовна? – также тихо спросил муж.
– Туда, - она неопределённо махнула рукой. – Там мальчик.
– Какой мальчик?
– Не знаю. Дух.
Штольман только вздохнул:
– Ох, эти мне ваши духи, Анна Викторовна!
Это стало у них чем-то вроде семейной шутки, хотя духи её давно уже не беспокоили. Но Яков при случае непременно подтрунивал над ней, пользуясь тем, что она больше не обижается. Анна позволяла ему это, а сама любовалась его улыбкой, саркастическими складками у рта, лучиками у глаз, насмешливо вздёрнутой левой бровью. Ваня Шумский в восемь лет вел себя ровно так же: боялся приблизиться и робел, но при случае дёргал за косичку – для того, чтобы Аня его заметила. Не напомнила она это лейб-гвардейскому поручику, когда они встречались в прошлом году. Видимо, потому что теперь за косичку её дергал другой. И она на этого другого в ту пору очень злилась. До поручика ли было?
Интересно, а он понимает, чем это, собственно, занимается?
Анна по-хозяйски огладила лацканы серого сюртука.
«Мой Штольман!»
– Дальше в верховья – только на этом, - муж кивнул в сторону буксира, который, чадя на всю акваторию, подталкивал к пристани обычную рудовозную баржу, кое-как оборудованную для перевозки людей. – Другого транспорта нет.
– Идём! – она требовательно вцепилась в его руку.
– Ты хочешь ехать на ней?
– Я хочу понять, что с этим мальчиком.
Они были уже так близко к людям, что их разговор могли услышать, и Штольман тут же превратился в немца:
– Meine Liebe Анхен, сейчас не то место и не то время.
Анна мимолётно удивилась метаморфозе, потом заметила на причале урядника. Может, инсценировка с трупом француза возымела эффект, и надворного советника Штольмана нигде не искали, но рисковать не годилось. Поэтому вблизи от представителей власти Яков всегда изображал иностранца. Главное, чтобы аттракцион был кратковременный. Налететь с надменным видом, сказать несколько фраз по-немецки, надавить на уязвимые места тонкой чиновничьей души, которые сыщик знал в совершенстве. Таким манером Штольман добыл им в Омске подорожную аж до самой приграничной Бухтармы. Не то чтобы Бухтарма совсем на краю Империи стояла, но дальше до самого Китая русских крепостей не было. Там они и собирались пересечь границу.