Подкидыш для Цербера
Шрифт:
– Ты прирожденный фотограф, - похвалила я Сандро.
– Девушки выглядят так, будто вот-вот оживут. А еще мне кажется, что я давно их знаю, хотя прежде никогда не видела.
Сандро перевернул еще один лист альбома и согласился:
– Я стараюсь снимать именно так. Именно поэтому и не заставляю моделей позировать, используя эффект неожиданности. Фотографии получаются более живыми, а цвета - насыщенными.
Я нахмурилась и не удержалась от замечания:
– О чем ты говоришь? Как цвета могут быть насыщенными, если ты снимаешь на черно-белую пленку.
Сандро
– Ты даже не представляешь, белла, как многое могут сказать эти два цвета, сколько у них оттенков и полутонов.
Кажется, мне удалось, наконец, растормошить этого итальянца. Он с таким пылом расписывал свои работы, объяснял мельчайшие детали. Водил пальцем по изгибам фигур, контурам лиц девушек, запечатленных на снимках. Я успела им позавидовать.
– Какая из них нравится тебе больше?
– спросила, преодолевая смущение.
А в голову закралась крамольная мысль: не извращенец ли он? Вдруг с живыми девушками у него того... не выходит. И возбуждают его только фотографии. Не оттого ли он так подолгу скрывается в своем кабинете?
– Ты, - неожиданно признался Сандро. Посмотрел на меня своими всегда печальными глазами, заставляя устыдиться пошлых мыслей.
– И я не хочу, чтобы ты менялась. Потому попрошу тебя уехать прежде, чем истечет срок контракта.
– То есть как?!
– Я аж подпрыгнула от такого заявления.
– Почему уехать?
– Все модели были красивыми только первые дни.
– Сандро взял меня за руку и усадил на место.
– Некоторые даже пытались подружиться. Но после...
Он замолчал и уперся взглядом в альбом, что лежал у него на коленях.
– Что после?
– не выдержала я.
– Посмотри сама, - он принялся листать дальше, показывая мне все новые снимки бывших моделей.
Я поняла, о чем он говорит. С каждым новым, более поздним снимком лица девушек менялись. Прежде добрые, привлекательные, они становились отталкивающими, злобными. Словно бесы вселились в этих девушек, изменив их черты до неузнаваемости. Одни становились вульгарными, другие хмурыми, лица третьих и вовсе выглядели хищными масками. Улыбки походили на оскалы, в колючих взглядах плескалась неприкрытая ненависть. Казалось, еще секунда - и девушки с фото набросятся на меня, запустят скрюченные пальцы мне в волосы.
Неприятный холодок пробежал вдоль позвоночника. Раскат грома за окном показался сигналом к бегству. Лучше непогода и смерть от удара молнии, чем оставаться наедине с хищными фуриями, в которых превратились девушки на снимках.
– Что с ними стало?
– Я несмело подняла взгляд на Сандро.
– Неужели это ты сделал их такими?
Он покачал головой и захлопнул альбом.
– Нет, не я. Они сами.
Несмотря на то, что в гостиной было тепло, меня бил озноб. Я обхватила себя руками, но и это не принесло облегчения. Мне не хотелось становиться такой, но, не выполнив работу, нельзя вернуться.
– Не думай, я не обижал их и не причинял им страданий, - меж тем продолжал Сандро, - только фотографировал. Но моя камера видит больше, чем
– Хочешь сказать, что девушки изначально были такими, как на снимках?
– предположила я.
– Только скрывали это.
Сандро устало прикрыл глаза и положил руки на фотокамеру. Со стороны его жест выглядел так, будто он боится с ней расстаться. Или же ждет, что я выхвачу его камеру и разобью в попытке избавиться от ее дурного влияния.
– Не совсем, - голос Сандро был тих и печален.
– На моих фотосессиях девушкам приходится лицом к лицу сталкиваться с самими собой. А мне остается наблюдать за их внутренней борьбой - борьбой черного и белого. И, как видишь, первое почти всегда побеждает. Редко кто может одолеть темные стороны души, их призыв слишком силен.
– Что стало с девушками потом, после того как они покинули твой дом?
– этот вопрос не давал мне покоя.
Сандро вздохнул. Поднес к лицу фотокамеру и сделал снимок.
– Они возвращались домой прежде, чем последствия становились необратимыми, - сказал он.
– Забывали о фотосессии, о внезапно проявившихся вспышках странных желаний, о скрытых чертах своих характеров. И обо мне. Но у меня остались их снимки, на одних девушки - мои друзья, на других - ненавидят меня и готовы убить за то, что вмешался в их жизнь. Такова расплата за мой дар. Хотя правильнее будет называть его проклятием.
Я на секунду позабыла о своем задании, о других моделях и о грозе. Сейчас был важен только Сандро. Он, как одинокий маяк посереди бескрайнего океана жизни, пытался выстоять под ударами штормовых волн. Я чувствовала, почти физически ощущала его боль. Не знаю, что бы стало со мной, если все окружающие люди превращались бы в злобных монстров.
– Ты никогда не пытался отказаться от этого дара?
– Я подошла к Сандро и положила руки ему на плечи. Заглянула в глаза, ища ответ в блестящем омуте ртути.
– Одиночество так страшно...
Одной рукой придерживая фотоаппарат, вторую Сандро положил мне на талию.
– Я никогда не бываю один. У меня есть моя камера, снимки и любимое дело. Они заменили мне реальный мир. Только иногда, когда тоска по человеческому теплу и настоящему общению становится особенно сильной, я приглашаю в дом людей. Но делаю это все реже и реже. Не хочу заставлять других пройти через то, что испытал сам.
– Но ты выдержал, - возразила я.
– И не стал чудовищем. Значит, и другие могут.
– Но какова цена такой проверки... Разве ты не чувствуешь, как в тебе нарастает паника, как вспоминаются давно забытые страхи и обостряются хронические болезни?
Ну да, я вспомнила про грозу. Глаза постоянно слезятся, хотя на вилле пыли нет и в помине. Чаще грызут сомнения, и изредка возникает желание разрыдаться без видимой причины. А еще меня неудержимо влечет к Сандро. И своей тайной страсти я готова поддаться, даже если она окажется для меня губительной. Но это осознанный шаг, а не воздействие камеры или чего-то еще.