Подкова на счастье
Шрифт:
Тут Америка была совсем другой. Небогатой и тихой, но с людьми радушными и нелюбопытными. Взгляды местных полицейских скользили мимо, не перегруженные косметикой хозяйки кафешек в маленьких городках кормили обносившегося загорелого пацана за то, что он подметал стоянку перед кафе — а то и просто так ставили перед ним тарелку, молча ставили и уходили за стойку, водители побитых фермерских грузовичков так же молча подвозили, куда он скажет, и не спрашивали денег…
Через месяц он был в штате Монтана, на канадской границе. И тут его арестовали.
Сперва он думал — всё, конец, когда
Его в самом деле задержали патрульные протестанской религиозной секты, обосновавшейся в этих диких местах. Сопротивлявшегося мальчишку связали, сунули в джип и повезли куда-то. Из разговоров он понял, что его приняли за агента ФБР — эта всемогущая служба уже давно подбиралась к поселению, жители которого были виновны в том, что не допускают к себе негров, учат детей молиться перед уроками и метко стрелять и не хотят, чтобы американские парни гибли за морями ради сверхприбылей корпораций.
Женьку доставили к Преподобному Ричарду. Высокий худой священик с печальным взглядом приказал выйти женькиным конвоирам, подошёл к мальчишке и, глядя тому в глаза, сказал: "Рассказывай правду". Когда же Женька кончил говорить, кивнул: "Подожди здесь, " — и вышел.
Вернувшись через полчаса, он взял Женьку за плечо и молча отвёл в церковь, стоявшую посреди посёлка — простое белое здание с высоко вознесённым крестом. Там собралось не меньше сотни мужчин, женщин и детей — все ждали молча, внимательно и серьёзно глядя на чужака. Женька смутился, но Преподобный Ричард вывел его на небольшое возвышение и просто сказал: "Вот русский мальчик. Он не захотел служить делу нечестивых и спасся из их рук. Теперь он идёт домой и путь его долог и труден. Поможем ли мы ему, братья и сёстры?"…
…Через двое суток Женька выбрался из грузового терминала владивостокского аэропорта, куда прибыл небольшой самолёт с грузом компьютеров и компактдисков из Канады. И в кармане его новой куртки лежала солидная сумма в долларах. К сожалению, он никогда в жизни не читал «Левшу» Лескова и не знал слов, с которыми умер в больнице для бедных главный герой: "Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистют, так чтоб и у нас не чистили, а то храни бог войны — а они стрелять не годятся!!!"
В течение почти недели мальчишка пытался достучаться до местных чиновников, чтобы его хотя бы выслушали. Достучаться он не смог, зато достукался — около одного из кабинетов его загребла милиция.
Женька был рад уже и этому. Он всё чистосердечно рассказал и был помещён в одиночную камеру, где его продержали два дня — впрочем, неплохо кормили и даже приносили газеты. Он не обижался и не протестовал — дело такое… На третий день вошедший офицер милиции сказал: "Ну вот, за тобой из консульства. Скоро будешь дома и полечишься. А то ишь напридумал… И надо же — из Америки сюда добраться!"
Женька бежал прямо с крыльца, перемахнув
… Да, теперь видно, что ты русский, — сказал дядя Слава. — Типичное наше поведение — потить к царю и обсказать ему, батюшкемилостивцу, как, значить, евоннаи бояре воруют и хрестьян забижают, а ён их, христопродавцев, накажеть и нас наградить…
— Нет, я по дороге много понял, — буркнул Женька. — Я передумал. Решил искать… ну, когонибудь вроде тех сектантов. Должны же такие и в России быть… Я дополна всего умею. Пригожусь. А там глянем.
Найдён взглянул на Тимку — как на равного. Тимка пожал плечами: "Ты командир. " Найдён кивнул и снова повернулся к Женьке:
— Ну — считай, что сектантов ты нашёл.
24. ТЕ, КОГО МЫ ПРИРУЧИЛИ
Толчок под рёбра заставил Тимку проснуться.
— Хорэ храпеть, — сонно сказал сосед и завозился, снова укладываясь.
Тимка сел, сонно протирая глаза обеими руками.
Было душно, отвратительно воняло. Кто-то стонал неподалёку. Отблески огня плясали на стенах. Найдён и Крайний сидели возле костра на перевёрнутых вёдрах и о чём-то негромко разговаривали.
Тимка вздохнул и посмотрел налевонаправо, потом — вверх. Мальчишки и девчонки спали вповалку, кто — разметавшись, кто — сжавшись в комок. Торчали руки и ноги. Картина была жалкой и страшной. Огонь бросал летучие тени на лица спящих, раскрашивая их в чёрное и алое.
Тимка поёжился. Ему на миг показалось, что… что это и правда его дом. Вот такой. Но это ведь не так…У него есть настоящий дом, у него есть папа и мама (он так и подумал — "папа и мама"), он в конце концов туда вернётся, а ещё раньше вернётся в другой дом, весёлый и дружный… Для него это по большему счёту приключение.
А для этих ребят — нет. Они и правда так живут и никакой другой жизни для них не предусмотрено. И завтра, и послезавтра, и всегда — они будут жить так. И никто — никто! — от этого не застрахован! Если завтра что-то случится с его родителями (Тим попытался себя оборвать, но не получилось), где он окажется? В детдоме. А потом может оказаться и на улице… Ну ладно, ему есть куда пойти. А скольким некуда?! Но ведь так же не должно быть…
Он спустил ноги с нар. Бетонный пол был холодным, в колкой крошке, но Тим пошёл босиком к костру и присел на корточки рядом. Старшие ребята мельком посмотрели на него, но не прервали разговора.
— Двенадцать «ромашек» сожгли и два игровых зала, — сказал Крайний, продолжая разговор. — Только они всё равно отстраиваются. Так что…
— Ничего, и то хлеб, — ответил Найдён. — Главное, чтобы вас не заловили.
— Не заловят, у нас стукачей нет, а так никто не подумает. Мы же
главные игроки, на кой нам это жечь…
Тимка поднялся, прошёл вдоль нар и остановился там, где спала Катька. Толик обхватил её шею обеими руками и уткнулся лицом в ключицу. Тимка взялся рукой за опорный столб и так стоял, сам не зная, сколько, пока Найдён не потрогал его за плечо: