Подлинная история Дюны

Лях Андрей Георгиевич

– Я хотел не такого.

На сем переговоры завершились. Валуа отбыл в Арракин, а Кромвель, так и не сказавший больше ни слова, улетел в Джайпур. На сентябрьской сессии двести одиннадцатого года ландсраат отменил двухсотлетний запрет на применение в навигации искусственного интеллекта. Следствием этого стал немедленный обвал цен на спайс, за одни сутки котировки упали более чем на триста пунктов.

Шестнадцатого сентября император Атридес в знак протеста и требуя отмены крамольного решения, объявил мораторий на добычу и продажу спайса по всей Дюне, сказав, что считает Арракин в состоянии войны со всеми неподчинившимися.

Документ, вернувший звездоплаванию компьютеры и перевернувший судьбы мира, акт, из-за которого много десятилетий лилась кровь, ломались человеческие жизни и тратились во всех

смыслах слова астрономические деньги, был на самом деле чрезвычайно скромной бумажкой и ничем не походил ни на Хартию вольностей, ни на Декларацию независимости. Это была написанная суконным языком инструкция какого-то сенатского подкомитета по метеорологии о переходе на общий стандарт языка связи метеоспутников, входящих в международную систему оповещения САРТОРИУС. Только в силу его транснациональности это малозначащее распоряжение и подлежало утверждению парламентом.

Смысл циркуляра предельно прост, и на первый взгляд никаких революционных нововведений не содержит. Со всей казенной занудностью он извещает службы ближнего и дальнего оповещения, что все спутники, станции и так далее, входящие в мировую систему, отныне должны оставить местную тарабарщину, упразднить службы перевода и перейти на язык БЭЙСИК ФИАМ кодирования ГЛОБАЛ, в противном случае прохождение сигнала… и тому подобное. Далее со всей унылой тщательностью расписывалось, из каких средств и по каким статьям бюджета все это должно оплачиваться, каков процент федерального взноса и прочее. Затем следовал технический раздел, читать который и вовсе невозможно, и вот там-то и шла внешне как будто неприметная, но страшная по смыслу строка, в которой и засело отравленное жало, разящее наповал существующий порядок вещей. Перечисляя всевозможные декодеры и транскодеры для нового языка, документ начальственно рекомендовал «использование вышеуказанных средств при обработке в системах типа ИНТЕРЛОДЖИК для связи со станциями, судами, иными движущимися средствами, а также базами слежения, оснащенными аналогичными системами».

Это и было разрешение вводить компьютеры во все сферы жизни. Вспомним коварство экзаменационных программ: «…уравнения квадратные и сводящиеся к ним». Да какое же уравнение нельзя в конце концов свести к квадратному! Какую же летающую или стоящую машину, какой бы старой лоханью она ни была, или комнату в самой заброшенной хибаре нельзя выдать за чью-то базу связи? Сие был густой, ядовитый плевок в рожу Гильдии Навигаторов.

Гильдия оказалась в положении, которое кроме как ужасным назвать невозможно. Фокус был в том, что всеми проклинаемые монополисты астронавигации на самом деле монополистами не были. Навигаторы Союза совершенно не контролировали планетарный флот, и теперь самый захудалый капитанишка, поставив на свое корыто электронного лоцмана, мог смело скалить зубы всемогущим когда-то гильдийцам; кроме того. Союз не владел ни судостроительными верфями, ни заводами двигателей. Даже те немыслимых размеров лихтеры, на которых до последних дней и осуществлялись перевозки, Навигаторам не принадлежали, поскольку практически ничего не стоили в сравнении с платой за перегон. Гильдия сидела на одном-единственном суку – на баснословных гонорарах своих Навигаторов, и вот этот сук согнулся и затрещал. Ситуация складывалась действительно гибельная – с введением электронных систем прокладки курса цены на услуги спайсовых ясновидцев катастрофически падали, а цены на фрахт, никак Гильдии не подвластный, подскочили, что называется, до Плеяд. Образовались страшные финансовые ножницы, и эти ножницы резали могущество Союза по живому.

В этот отчаянный момент единственным союзником Гильдии и гарантом хоть какой-то стабильности становился, сколь ни удивительно, император. Как он ни враждовал, как ни скандалил с гильдийцами все эти одиннадцать лет, а все же и его и их власть, и даже само существование зиждилось на одном и том же фундаменте – на спайсе. Теперь, в смутное время кризиса, Гильдия не могла не обратиться к своему заклятому другу с напоминанием, что, как ни крути, а сидят они в одной лодке. Пожалуй, никогда еще все стороны конфликта – Гильдия, ландсраат, СНОАМ и прочие – так не нуждались во взвешенной и спокойной политике императора, и Гильдия больше других – Навигаторам дополнительные встряски были уж и совсем ни к чему. На некое историческое мгновение Муад’Диб получил как раз ту самую власть, которой у него не было за все его правление. Но увы. Пол Атридес

использовал выпавший ему шанс для пустого позерства, для глупого каприза. Он объявил мораторий.

Иначе как злобной ребяческой выходкой это назвать невозможно, так же как невозможно объяснить, чего, собственно, Атридес этим добивался. Времена революционно-театральных эффектов миновали, контроль над запасами меланжа императору разве что снится, и Муад’Диб не может не понимать, что своим безрассудным и бессильным жестом он лишь окончательно портит отношения с парламентом, подвергая себя немалому риску, и вдобавок подкладывает изрядную свинью Гильдии, и без того оказавшейся в бедственном положении. Ко всему прочему, мораторий – это неизбежная война с Эмиратами и Алией, которые, разумеется, и не подумают подчиниться монаршему приказу. Как всегда, для Муад’Диба королевская блажь оказалась важнее политического благоразумия.

Навигаторы Гильдии, проклиная день и час, когда посадили на трон такого идиота, настаивали на немедленной встрече, и эта встреча состоялась. Стенограмма очень хорошо отражает воцарившуюся атмосферу сумятицы и неразберихи. У императора тянется долгоиграющая истерика, он топает ногами, грозит и кричит на послов Союза, требуя у них поддержки. Но у тех трезвые головы и ясный взгляд. В ситуации они разбираются получше взбалмошного арракинского владыки, воплям и руганью их не напугаешь – послы знают, что у их постаревшего мальчика за спиной ни денег, ни власти, ни достаточной военной силы, сколько бы он ни драл глотку. Навигаторы сразу ставят жесткие условия – радикальные скидки в ценах на спайс, перемирие с ландсраатом, отмена моратория и договор с Алией. Пол срывается на визг, он еще сопротивляется и барахтается, но выхода у него нет – через двенадцать часов переговоров, переступив через самолюбие, император соглашается на все условия в обмен на поддержку Союза.

Однако в этой шулерской игре на краю экономической и политической пропасти смешно было бы надеяться на честное выполнение данных обещаний. Гильдия в жерновах спайсовой передряги вовсе спешит пролить золотой дождь на не оправдавшего ее надежд ставленника, император тоже больше склонен следовать не подписанным актам, а голосу собственных амбиций. В результате Атридес так и не договорился с парламентом, мораторий остался повисшим в воздухе политическим казусом, а война с Эмиратами началась через неделю после заключения сделки. Но безысходность положения все равно заставляла Гильдию так или иначе еще много лет поддерживать императора, ничего другого ей не оставалось – даже безумный и бесчестный, но зависимый властитель на троне был для Навигаторов предпочтительней беспощадной Алии и алчных Сорока Великих Домов.

Утром шестнадцатого сентября в пещере Синельникова появился Кромвель:

– Эй, святое семейство, – позвал он, входя. – Пророки и пророчицы, пробудитесь. Вставайте, братцы, вставайте, пришла беда, откуда не ждали, срочно летим в Джайпур.

Ответом ему было сонное мычание и неопределенная возня, потом Алия нетвердым со сна голосом спросила: «Это ты, Джон?», и послышался медвежий зевок Синельникова.

– Это что же такое, – прохрипел пустынник. – Ни свет ни заря… Чтоб она сгорела, ваша политика… Поставь кофейку…

Из-под одеял выбралась взлохмаченная Алия.

– Джон, ты будешь кофе? Да отвернись ты, нахал… Что случилось?

– Твой братец объявил мораторий на добычу и пошел на нас войной.

Алия загремела какими-то плошками и кастрюльками и на минуту пропала за распахнутой дверью холодильника.

– И как, мы готовы? Садись, что ты стоишь.

Кромвель сел и бросил фуражку на пузатый антикварный буфет – рассохшийся раритет, доставленный из самого Джайпура.

– Готовы? Нет, ваше почтенное высочество, мы ни черта не готовы. То есть да, мы можем через неделю занять Арракин и сделать из Пола кишмиш без косточек, но что в этом проку? Ухнем кучу денег, а у нас контрактов сорок процентов, и тех не осваиваем, две спецшколы за компьютерами сидят, мальчики и девочки по двенадцать лет, плачу им как взрослым, парламент вместо государственности кажет нам кукиш, а Муад’Диб скорее удавится, чем отречется, да и Конвенцию раньше марта не подпишем. Ну и Гильдия… И что его подмыло? Вот ведь чумовой… Навигаторы его по головке не погладят, но и нам на съедение не отдадут. Словом, придется тянуть время – благо, оно работает на нас, – пока не уладим своих дел. Короткая победоносная война отменяется, моя милая. Нас ждет волынка не на один год.