Подлинная история русских. XX век

Вдовин Александр Иванович

После войны евреи составляли 1,3 процента населения страны. В то же время, по данным на начало 1947 года, среди заведующих отделами, лабораториями и секторами Академии наук СССР по отделению экономики и права евреев насчитывалось 58,4 %, по отделению химических наук — 33 %, физико-математических наук — 27,5 %, технических наук — 25 %. В начале 1949 года 26,3 % всех преподавателей философии, марксизма-ленинизма и политэкономии в вузах страны были евреями. В академическом институте истории сотрудники-евреи составляли в начале 1948 года 36 % всех сотрудников, в конце 1949 года — 21 %. При создании Союза советских писателей в 1934 году в московскую организацию было принято 351 человек, из них писателей еврейской национальности — 124 (35,3 %), в 1935–1940 годах среди вновь принятых писателей писатели еврейской национальности насчитывали 34,8 %, в 1941–1946 годах — 28,4 %, в 1947–1952 годах — 20,3 %. В 1953 году из 1102 членов московской организации Союза писателей русских было 662 (60 %), евреев — 329 (29,8 %), украинцев — 23 (2,1 %), армян 21 (1,9 %), других национальностей — 67 человека (6,1 %). Близкое к этому положение, как отмечали руководители Союза советских писателей в справке на имя Н.С. Хрущева в марте 1953 года, существовало в Ленинградской писательской организации и в Союзе писателей Украины. По некоторым оценкам, эти показатели для последующих лет были гораздо более высокими (Солоухин В.А. Последняя ступень: Исповедь вашего современника. М., 1995; Топоров В Л. Двойное дно: Признания скандалиста. М., 1999).

В такой ситуации любые сколько-нибудь значительные по количеству участников идеологические баталии и давление на «интеллигентиков» со стороны власти представали как явления, затрагивающие преимущественно еврейскую национальность. В том же направлении «работали» довольно простые «соображения». США стали теперь нашим вероятным противником, а евреи там играют видную

роль в экономике и политике. Израиль, едва успев родиться, заявил себя сторонником США. Советских евреев, имеющих широкие родственные связи с американскими и израильскими евреями и в наибольшей степени ориентированных со времен войны на развитие экономических и культурных связей с буржуазными странами Запада, необходимо рассматривать как сомнительных советских граждан и потенциальных изменников.

После арестов активистов Еврейского антифашистского комитета в конце 1948 года вскоре подоспела кампания по борьбе с космополитизмом. Одна из главных ролей в ее развязывании связывается с именем Г.М. Попова, первого секретаря МК и МГК ВКП(б) и одновременно председателя исполкома Моссовета и секретаря ЦК. Впервой половине января 1949 года, будучи на приеме у Сталина, он доложил, что на XII пленуме Союза писателей СССР при попустительстве Агитпропа ЦК была предпринята антипатриотическая атака на A.A. Фадеева: «космополиты» предприняли попытку сместить его и избрать своего ставленника; Фадеев же из-за своей скромности не смеет обратиться к товарищу Сталину за помощью. Когда Д.Т. Шепилов, в свою очередь принятый Сталиным, начал говорить о жалобах театральных критиков на гонения со стороны руководства ССП и в доказательство положил на стол письмо A.M. Борщаговского, Сталин, не взглянув на него, раздраженно произнес: «Типичная антипатриотическая атака на члена ЦК товарища Фадеева». Шепилову не оставалось ничего иного, как организовывать отражение атаки. Работавшие в «Правде» В.М. Кожевников и Д.И. Заславский с помощью K.M. Симонова, A.A. Фадеева и A.B. Софронова спешно, к 27 января, подготовили статью «Последыши буржуазного эстетства». В верстку по указанию Сталина были внесены уточнения. Вычурный заголовок был заменен. Статья получила название «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Критикуемый феномен по тексту статьи для разнообразия обозначался трояко: «ура-космополитизм», «оголтелый космополитизм» и «безродный космополитизм».

Статья была опубликована в «Правде» 28 января 1949 года. Вслед был выдан залп газетных статей с заголовками «До конца разоблачить антипатриотическую группу», «Безродные космополиты в ГИТИСе», «Буржуазные космополиты в музыкальной критике», «Разгромить буржуазный космополитизм в киноискусстве», «Наглые клеветники безродного космополитизма».

Научные журналы помещали отчеты о последовавших собраниях, призванных искоренять космополитизм, в эмоционально менее окрашенных статьях с заголовками типа «О задачах советских историков в борьбе с проявлениями буржуазной идеологии», «О задачах борьбы против космополитизма на идеологическом фронте». Космополиты обнаруживались повсюду, но главным образом в литературно-художественных кругах, редакциях газет и радио, в научно-исследовательских институтах и вузах. Входе кампании 8 февраля 1949 года было принято решение Политбюро о роспуске объединений еврейских писателей в Москве, Киеве и Минске и закрытии альманахов «Геймланд» (Москва) и «Дер Штерн» (Киев). Дело не ограничивалось критикой, увольнениями «космополитов» с престижной работы и перемещениями их на менее значимые должности. По сведениям, приведенным И.Г. Эренбургом, преследование космополитов нередко заканчивалось арестами. До 1953 года было арестовано 217 писателей, 108 актеров, 87 художников, 19 музыкантов.

С 20-х чисел марта кампания пошла на убыль. В разгар кампании Сталин дал указание редактору «Правды» П.Н. Поспелову: «Не надо делать из космополитов явление. Не следует сильно расширять круг. Нужно воевать не с людьми, а с идеями». Суслов, вызвав Идеологических работников, просил передать мнение Сталина, что от расшифровки псевдонимов «попахивает антисемитизмом». Сталин (давший, по свидетельству A.A. Фадеева, указание начать кампанию против антипатриотов), видимо, решил, что дело сделано. Арестованных не освободили, уволенных с работы на прежние места не взяли. Наиболее ретивые участники кампании по борьбе с космополитизмом были тоже сняты со своих постов. Среди них оказались заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК профессор Ф.М. Головенченко, выступавший повсеместно с докладом «О борьбе с буржуазным космополитизмом в идеологии», и редактор газеты «Советское искусство» В.Г. Вдовиченко. Последний, как отмечалось в письме Шепилова Маленкову от 30 марта 1953 года, до недавнего времени всячески привлекал к работе в газете критиков-антипатриотов, а после их разоблачения поднял в газете шумиху, изображая дело так, что космополиты проникли всюду. Во всем этом обнаруживался почерк автора статьи «Головокружение от успехов». Молва приписывала произвол исполнителям, а Сталин будто бы его останавливал.

Следует, однако, принимать во внимание, что на время кампании приходятся наиболее масштабные перемещения в высших структурах власти и то, что жертвами космополитической кампании были далеко не одни евреи. По оценкам израильских исследователей, в общем числе пострадавших они составляли не слишком значительное меньшинство. Среди всех арестованных по «делу врачей» неевреев было в три раза больше, чем евреев. Объяснять «антиеврейские» кампании в СССР исключительно сталинским антисемитизмом было бы некорректно. Как и в 1930-е годы, они были связаны и с политической борьбой на международной арене, и с глубинными социальными, национально-политическими процессами, со сменой элит в советском обществе.

Большой разброс мнений о причинах кампании позволяет выделить некоторые из них. K.M. Симонов обращает внимание на то, что в послевоенной жизни и сознании, «кроме нагло проявившегося антисемитизма», наличествовал «скрытый, но упорный ответный еврейский национализм», обнаруживавший себя «в области подбора кадров». М.П. Лобанов видит причину в том, что еврейство вышло из войны «с неслыханно раздутой репутацией мучеников, вооружавшей его на далеко идущую активность», борьба с космополитизмом явилась реакцией на «еврейские притязания — стать откровенно господствующей силой в стране». В диссидентских кругах борьбу с космополитами объясняли отходом Сталина от «основной коммунистической догмы — космополитизма, антинационализма» и переходом его на патриотические позиции. «Патриотизм — огромный скачок от наднационального коммунизма. С коммунистической точки зрения, — писал В. Чалидзе, — обращение к патриотизму даже во время войны — еретично». И. Данишевский представляет послевоенную борьбу с космополитами «воистину» кампанией «против коммунизма, ибо коммунизм по сути своей космополитичен, коммунизму не нужны предки, ибо он сам без роду, без племени».

Борьба с комополитизмом и ее герои в самиздате

Начавшаяся после войны кампания по укреплению советского патриотизма, преодолению низкопоклонства перед Западом, к концу 1948 г. стала приобретать заметно выраженный антисемитский оттенок. Происходило это, как отмечалось выше, не только по субъективным, но и по объективным причинам. Их широкая представленность в советской интеллигенции и активное участие В политической и идейной борьбе по разные стороны баррикад давали основания для жалоб на их опасное «засилье» в политической и культурной жизни, на национальные «перекосы», «кадровое неблагополучие», «засоренность кадров» в различных учреждениях и организациях. В частности, к произведениям антисемитского характера относят фельетон С. Васильева «Без кого на Руси жить хорошо», подготовленный для печати в журнале «Крокодил», но не увидевший света в 1949 г., видимо, в связи с затуханием кампании. В фельетоне, получившем широкую известность благодаря «самиздату», срифмованы фамилии всех основных фигурантов кампании по борьбе с космополитизмом.

Сергей Васильев

БЕЗ КОГО НА РУСИ ЖИТЬ ХОРОШО

В каком году — рассчитывай, в какой Земле — угадывай, на столбовой дороженьке советской нашей критики сошлись и заслословили двенадцать злобных лбов. Двенадцать кровно связанных, Нахальницкой губернии, уезда Клеветничьего, Пустобезродной волости, из смежных деревень: Бесстыжева, Облыжева, Дубинкина, Корзинкина, Недоученка тож. Сошлися — и заспорили: где лучше приспособиться, чтоб легче было пакостить, сподручней клеветать? Куда пойти с отравою всей дружною оравою — в кино, в театр, в поэзию, иль в прозу напрямик? Кому доверить первенство, чтоб мог он всем командовать, кому заглавным быть? Один

сказал; — Юзовскому! А может, Борщаговскому? — второй его подсек. А может Плотке-Данину? — сказали Хольцман с Блейманом. — Он, правда, молод, Данин-то, но в темном деле — хват! Субоцкий тут натужился и молвил, в землю глядючи: Ни Данину, ни Левину, ни Якову Варшавскому я первенства не дам! Хочу я сам командовать такою шайкой-лейкою, хочу быть главным сам! Ужо, куда отважился! — вскричал Малюгин яростно, — не быть тебе начальником, ни в жизнь не допущу! А ты молчал бы, выродок! — Малюгину вдруг Трауберг, как ножик под ребро. Уж лучше Бояджиева иль Оттена бывалого заглавным посадить! Нашелся, тоже, выскочка, ублюдок, прости господи, тьфу, пакость, драмодел! * * * Космополит, он смолоду, как старый бык: втемяшится в башку какая блажь — колом ее оттудова не выбьешь: упираются, всяк на своем стоит! Такой скандал затеяли, что думают прохожие, советские читатели: чай, клад космополитики тут делят меж собой? Идут и чертыхаются, цитатами бодаются, что дале, то сильней. За спором не заметили, как село солнце красное, как дверь гостеприимная открылась в ВТО, как в «Литгазете», в «Знамени» и в «Новом мире» в сумерках заснули сторожа. Давай сюда! — с оглядкою друг другу шепчут странники, — скорей, скорей сюда! Кто на чердак ударился, по дымоходу снизился, кто в дырочку, кто в щелочку, кто по трубе в окно. Кто по верху вскарабкался, кто внутрь прорвался по низу, кто проскользнул ужом. Потом! — решили странники, — потом старшого выберем, не время тут артачиться, кто будет главным значиться, доспорим опосля! * * * Как порешили странники, охальники-бездомники, так сей же час и сделали: один проник в кино, один на шею прозы сел, другой прижал поэзию, а остальные спрятались в хоромах ВТО. И зачали, и почали чинить дела по-своему, по-своему, по-вражьему, народа супротив. Юродствовать, юзовствовать, лукавить-ненавистничать, врагам заморским на руку, друзьям Руси на зло. У каждого начальника по пять лихих сподручников, по восемь заместителей, по десять холуев. Один бежит за водкою, Второй мчит за селедкою, а третий, как ужаленный, летит за чесноком. За дегтем двое посланы, за сажей трое выгнаны, а четверо с ведерками — за серной кислотой. Зачем нам проза ясная? Зачем стихи понятные? Зачем нам пьесы новые, спектакли злободневные на тему о труде? Подай Луи Селина нам, подай нам Джойса, Киплинга, подай сюда Ахматову, подай Пастернака! Поменьше смысла здравого, а больше от лукавого, взамен двух тони свежатины сто пять пудов тухлятины и столько же гнильцы. Один удар по Пырьеву, другой удар по Сурову, два раза по Недогонову, щелчок по Кумачу. Бомбежка по Софронову, долбежка по Ажаеву, по Грибачеву очередь, по Бубеннову залп! По Казьмину, Захарову, по Семушкину Тихону, пристрелка по Вирте. Статьи строчат погромные, проводят сходки темные, зловредные отравные рецензии пекут. Жиреют припеваючи, друг другом не нахвалятся: — Вот это мы! Молодчики! Какие гонорарищи друг другу выдаем! Спешат во тьме с рогатками, с дубинками, с закладками, с трезубцами, с трегубцами, в науку, в философию, на радио, и в живопись, и в технику, и в спорт. Гуревич за Сутыриным, Бернштейн за Финкелшттейном, Черняк за Гоффенштефером, Б. Кедров за Селектором, М. Гельфанд за Б. Руниным, за Хольцманом Мунблит. Такой бедлам устроили, так нагло распоясались, вольготно этак зажили, что зарвались вконец. Плюясь, кичась, юродствуя, открыто издеваяся над Пушкиным самим, за гвалтом, за бесстыдною, позорной, вредоносною, мышиною возней иуды-зубоскальники в горячке не заметили, как взял их крепко за ухо своей рукой могучею советский наш народ! Взял за ухо, за шиворот, за руки загребущие, за бельма завидущие — да гневом осветил! * * * В каком году — рассчитывай, в какой земле — угадывай, На столбовой дороженьке советской нашей критики вдруг сделалось светло. Вдруг легче задышалося, вдруг радостней запелося, вдруг пуще захотелося работать, во весь дух, работать по-хорошему, по-русски, по-стахановски, по-пушкински, по-репински, по-ленински, по-сталински, без устали, с огнем. Писать, душою радуясь, творить, сил не жалеючи, — и все во имя Родины, во имя близкой, завтрашней зари коммунистической, во имя правды утренней, во имя красоты. Публикуется по тексту кн.: Ваксберг А.И. Нераскрытые тайны. М., 1993. С. 261–265.

С 1954 г. широкую известность приобрел сонет-эпиграмма Э.Г. Казакевича, созданный по случаю ресторанной драки между A.A. Суровым, автором скандально известных пьес «Зеленая улица» (1947), «Рассвет над Москвой» (1950) и М.С. Бубенновым, автором военного романа «Белая береза» (1947–1952; критиковавшегося позднее как пример так называемой «теории бесконфликтности»). Поводом для драки стало «малодушие» драматурга, позорно отступившего, по мнению собутыльника, с «правильных» позиций в национальном вопросе. Приводим этот своеобразный памятник эпохе — эпиграмму, имевшую варианты едва ли не к каждой строчке: